Я родился в почти что аристократической семье. Мой отец был генетиком, доктором наук, всю жизнь занимался изучением человеческих генов и, помимо того, был образованным и всесторонне развитым человеком. Мать умерла, когда мне было три года. Моя семья была очень обеспеченной благодаря высокому спросу на изучение возможностей генов человека, и отец мог позволить себе нанять няню, которая и вырастила меня вместо матери. Помню, на мой вопрос: «Где моя мама?» – няня мне ответила, что Бог захотел, чтобы она была на небесах, потому что таким людям не место на Земле. Она не знала мою мать, но изо всех сил пыталась меня утешить. Так, в моей памяти остался лишь ее лучистый обожествленный образ с фотографий и ее нежный голос, который напевал мне колыбельную. По сей день он ясно звучит в моей голове. Время стерло почти все следы о ней, и какие бы огромные усилия я ни прилагал, чтобы восстановить хотя бы долю воспоминаний о ней, все было тщетно. Ее сумрачный образ, будто сквозь слезы и пелену, прорисовывался в моей памяти, но так и не выплывал из тумана, скрывая ее лицо, глаза и очертания фигуры. Он продолжал скрываться в глубинах моего подсознания.
Отец рассказывал мне о ней мало. Он очень любил ее и сильно скорбел о ее смерти. Часто приходил в свой кабинет, садился за рабочий стол и, достав золотой ключ из потайного кармана в пиджаке, открывал верхний ящик. Оттуда он доставал посеребренную рамочку с ее фотографией. Он ставил ее на стол, а затем подходил к бару с напитками у окна и наливал себе стакан коньяка. Отец мог часами смотреть на фото, сидя за столом, вонзая в него свой взгляд. Наблюдая за ним в тонкую дверную щель в полумраке его кабинета, я видел, что по его щекам текут слезы. Он украдкой вытирал их с лица. Потом выпивал весь коньяка и, убрав фоторамку, принимался за роботу. Отец полностью окунался в исследования, стараясь убежать от своего горя. До последнего дня жизни он тосковал по ней, так и не сумев справиться со своей печалью.