– А тебе и не надо никуда ничего
печатать, достаточно просто развязать свой длинный язык, Юля! – Богатырев рассерженно
шипит в трубку.
– Неправда, – произношу обиженно, –
никакой у меня не длинный язык, я не болтаю налево и направо, это скорее по
твоей части.
Вспоминаю, как мы собирались сбежать на
выходные на турбазу, но не смогли, потому что Стас проговорился своему
заместителю, а от того наши планы стали известны Виктору Андреевичу и его супруге
Виолетты, непременно ждавшей видеть нас на очередном светском вечере с кучей
незнакомых мне персон.
– Видимо, я тебя совсем не знал, ты
такая лживая и двуличная, не звони сюда больше. Никогда! Пробуди в себе остатки
совести и гордости, если такие черты в тебе вообще когда–либо присутствовали,
если и они не были лишь твоей игрой, и исчезни из нашей жизни!
– Да какая игра, Стас? Ты совсем дурак?
Я по–твоему могла так долго играть? Ты идиот! Или свою совесть очищаешь,
обвиняя меня, не пойму! Очень немужской поступок, и ты сам совсем не мужчина,
ты придаток к своим родителям, – договариваю и первая бросаю трубку.
Каков козел, а? Я хотела радостную
новость рассказать, а он и слушать не стал. Кто так поступает?
Хотя, если подумать, мой звонок был
крайне глупой затеей. Мы разводимся, у него уже припасена новая девица для
статуса жены, а тут я со своей беременностью. Едва ли он обрадовался бы. Не
иначе гормоны мне в голову ударили, раз идиотские поступки начала совершать.
Да и что бы он сделал, узнай о детях?
Бросил бы свою молоденькую и побежал рассказывать отцу, как он меня подставил?
Полный бред.
Они бы все скорее обвинили меня во лжи,
в вымогании денег, и кто их знает в чем еще. Или хуже. Стас мог предложить
пойти на аборт.
– Да пошел он со своим абортом, –
бормочу себе под нос, – раз дети выжили, несмотря на мою глупую беспечность из–за
нервов и прочего, то сама я их не позволю тронуть, ни за что на свете! Я скорее
Стаса трону и всю его прогнившую насквозь семейку.
– Девушка, с вами все хорошо? –
обращается ко мне случайный прохожий. – Плачете, разговариваете с телефоном.
Вам, может, помочь?
– Плачу? – поднимаю на него в удивлении
глаза и только сейчас ощущаю на своих щеках мокрые дорожки. – Ах да, плачу, –
наспех стираю их. – Не волнуйтесь, это слезы радости, смешанные со злостью.