Теперь другой вариант – бежать. Но
нет послезнания,а значит, нет и уверенности в том, что сей вариант
стопроцентен – сразу по трем причинам. Первая – если турки все же
прорвутся, могут после и догнать одинокого русского офицера (хотя,
конечно, это все же маловероятно). Вторая – за дезертирство может
быть и суд, и высшая мера. Да, я не знаю законов Российской империи
на этот счет, но… По головки не погладят наверняка. Разжалуют,
винтовку в руки – и в лоб на османов, в штыковую! А если вспомнить
когда-то прочитанный мной «Моонзунд» Пикуля и суд офицерской чести
– то получается, что и пулю в лоб вполне могу поймать…
Ладно, допустим, я сумею раздобыть
гражданскую одежду и не заблужусь в местных горах, не попадусь
казачьим патрулям (или кто здесь охраняет тылы?). Но что, если
найдутся местные «активисты» из мусульманского населения, в среде
которого очень популярны идеи союза с турками? Вон, по обрывочным
разговорам я понял, что в недалекой Аджарии (вот где это?!) местное
население уже широко поддержало османов. Значит, что? Значит,
одинокий русский (уж славянскую внешность мне никак не
загримировать!) станет для таких радикалов законной целью – и для
мести за «имперское притеснение», и для грабежа, и для
показательной казни…
Короче говоря, без послезнания мои
шансы оцениваются как пятьдесят на пятьдесят, и принимать решение с
точки зрения целесообразности не представляется возможным. Так что
я решил делать выбор сердцем…
И остался со своими. Потому как
частичкой себя я изначально хотел остаться…
…- Быстрее копай, братцы! Где не
идет? Дай ударю!
Распаренный, в уже насквозь промокшей
бекеше, которую так хочется расстегнуть (чего делать никак нельзя,
ибо ветер!) я подскакиваю к Прохору, одному из приданных мне солдат
взвода складской охраны, и начинаю яростно колоть ломом смерзшийся
поверху снежный наст. Несколько ударов – и боец, определенный мной
в подносчики патронов (и набивщики ленты), начинает так же
судорожно работать лопатой, расширяя будущее пулеметное гнездо.
- Ты вперед кидай, вперед! Метровой
толщины бруствер пуля уже не возьмет – а мы его с внешней стороны
еще и водицей польем!
Чуть отдышавшись, я с тревогой
посмотрел в сторону виднеющегося вдали перевала – не идут ли часом
турки, пока мы здесь окапываемся? Но османов пока не видно –
вьюжит. Дистанция видимости – всего сто пятьдесят метров. Плохо!
Так наше преимущество в пулеметах теряет половину своей убойности…
И ведь турки наверняка уже идут к нам, пусть их и не видно: если
утром их части были в пяти километрах от города, то здесь и сейчас
они могут появиться с минуты на минуту…