Николай Адрианович Букретов в
задумчивости смотрел в окно, наблюдая за тем, как по пустынному
перрону гонит снежную взвесь поземка. Сделав небольшой глоток
крепкого черного чая с лимоном и порцией Шустовского коньяка, он
невольно улыбнулся в густые, черные усы, залихватски подкрученные
на кончиках. Все же есть какое-то особое удовольствие в наблюдении
за непогодой, когда сам ты покоишься в уютном тепле вагона первого
класса (включенным в состав эшелона специально для штаб-офицеров),
удобно расположившись на мягком диване. И попиваешь при этом
горячий чай с коньяком из стакана, покоящегося в мельхиоровом
подстаканнике с вычурным вензелем…
Мгновение удовольствия, оттеняющее
невольно тяжкие, безрадостные мысли о будущем.
А какие еще могут быть мысли, если
сам ты едешь на войну?
…Николай Андрианович дослужился до
полковника Русской Императорской армии, так ни разу и не побывав в
деле. Подавление «боксерского восстания» в Китае и русско-японская
война обошли стороной молодого, перспективного офицера, получившего
очередное производство по службе «за успехи в науке». Непыльная
служба при штабе Кавказского военного округа, затем
преподавательская деятельность в Тифлисском пехотном юнкерском
училище – и последующее исполнение обязанностей
генерала-квартирмейстера округа… Все это не принесло полковнику
Букретову ратной славы, зато не обделило чинами – и наградами:
«Анна» третьей степени, «Святой Станислав» второй и третьей
степеней… Впрочем, сейчас его мундир защитного цвета «хаки» украшал
лишь скромный, но многое говорящий кадровым офицерам значок об
окончании Николаевской академии Генерального штаба с двуглавым
коронованным орлом. Назначенный начальником штаба во вторую
Кубанскую пластунскую бригаду, действующую на самом острие
наступления Эриванского отряда (уже успевшего овладеть Баязетом!),
Николай Андрианович прекрасно понимал, что офицеры-фронтовики, как
и сами пластуны, уважают только боевые награды.
И собирался честно заслужить их –
или, по крайней мере, уважение соратников и подчиненных…
Легкий, мягкий толчок и негромкий
скрип колесных пар о рельсы возвестил о том, что эшелон
окончательно остановился. Полковник сделал последний глоток уже
заметно остывшего чая, после чего решительно встал, потянувшись к
серой шинели из простого, но крепкого и толстого солдатского сукна
– и щегольской папахе-кубанке из черного каракуля. Все же и сам
казак – пусть и родом из грузин, приписанных к Кубанскому казачьему
войску… Шинель перепоясала портупея; на последней свое место нашли
ножны с обязательной офицерской шашкой – и кобура с уставным
самовзводным наганом.
