И в госпиталь Императорский её приглашали. Нет, не целителем.
Кафедрой заведовать. Преподавать. Она и пробовала. И быть может,
осталась бы. Конечно, осталась бы, если бы не он со своей
одержимостью и гребаным инсультом.
— Кстати, она отличный патологоанатом. Или у вас есть...
Барский, да? Барин?
— Барин, — согласилась Зима, глянув из-под ресниц. Ресницы у нее
были длинными и цвета ореха. — А там — Ник-Ник.
Никонов Николай Сергеевич. Сорок три года.
Третий уровень дара.
Сродство к земле. Участвовал в боевых действиях с сорок первого.
Ушел добровольцем, воевал. Дважды ранен. В последний раз — аккурат
за неделю до подписания мира.
Что еще?
Не женат.
Детей не имеет.
Зато имеет проблемы с контролем дара, что привело к частичной
блокировке.
— Барин просто... вы ж дела читали? — и опять этот прищур.
Пытается поймать на лжи? Маг-аналитика почти нереально. Не лгут
они. Ложь слишком выраженно искажает потоки данных.
— Читал.
— И мое?
— И ваше.
— И что там? Нет, если не секрет, конечно, — она хохотнула.
— Зима Белогоровна Охотова, по мужу Одинцова.
— Я вернула имя.
— И в свое время это вызвало немалый скандал.
— Можно подумать... — проворчала она, отворачиваясь. — Какой в
нем смысл? В имени.
— Двадцать девять лет... были замужем. Два года. Ныне разведены.
По обоюдному согласию и особому прошению, личным дозволением Его
императорского Величества. Дар двунаправленный — трансформация с
переносом сути и поиск. В свое время активно разрабатывался именно
поиск. Сколько вам было?
— Пятнадцать, — она поморщилась.
— Это было незаконно.
И теперь на него посмотрели уже с умилением. Ну да, идиот. Война
началась. Война вспыхнула вдруг, покатила, налетела и так, что,
казалось, еще немного и все. Кому какое дело до закона, когда
одаренные нужны? Нужны не просто, как воздух.
Сильнее.
Куда сильнее.
— Служили. Вы... прошли всю войну. И ранены были. В Берлине уже.
Так?
Кивок.
— И оказались в госпитале. Три награды. Замужество с Одинцовым.
Вы стали княжной...
— Было такое.
Она едва заметно морщится. Настолько неприятны воспоминания? И
до пояснения она все-таки снисходит.
— Нас хватило на два года. Это много. Потом... да вы знаете. И
нет, он не был сволочью. Просто оказалось, что жизнь на войне и
жизнь после — две очень разные жизни. Да и еще кое-что...
Кое-что, ставшее неприятным сюрпризом.