И не сказала.
Это сложно объяснить. Да и не умею я. Но он понял. Взгляд отвел
и тихо сказал:
— Мне было девятнадцать. Второй курс университета. Старшие
братья, они... Влад уже выпустился. Служил. На границе. Погиб в
первый день войны, хотя... только спустя три года удалось выяснить,
что с ним. До того числился пропавшим без вести. И семья его тоже.
Жили под Брестом. В общем, никого не осталось.
Никого не осталось.
Я часто слышала это. И часто слышу, хотя почему-то сейчас,
спустя годы, о таком стараются не говорить вслух, будто и вправду
стыдятся. Было бы чего, на самом-то деле.
— Марк... Марк добровольцем ушел. Когда объявили... сперва-то
даже никто не поверил. Шутка. Розыгрыш. У нас же с Германией вечный
мир. И...
И наследник собирался взять в жены их принцессу. Немок часто
выбирали, уж не знаю почему. И о помолвке почти договорились. Даже
в газетах вон пропечатали.
И никто не ждал.
Никто ведь действительно не ждал.
— Марк дошел до Берлина. И вернулся. Он сильный маг...
— И теперь?
— Жена. Трое детей. Четвертого ждут. Девочку, — он мягко
улыбнулся, а я подумала, что о таком посторонним не рассказывают.
Слишком уж это... личное? Да, пожалуй.
А мы тут.
Вдвоем.
На кухне. И чай заварен, даже почти не воняет пылью.
— Так что есть кому род продолжить. А мне... я тогда тоже на
фронт хотел, но мне предложили поучаствовать в эксперименте.
Он и согласился.
Дурак.
Впрочем, я ничуть не лучше.
Я отвела взгляд. Вот странность, я все-таки не собака, да и они
разными бывают, но смотреть в глаза кому-то тяжело. Разве что Софке
могу, но это оттого, что она не поймет. Не увидит.
Надо бы заглянуть.
Я посмотрела на часы, подумывая, не свалить бы ненадолго. Но кто
меня отпустит-то?
— А вам? Что предложили вам? — Бекшеев точно не собирался
отступать.
— А то не знаете, тоже эксперимент своего рода, — я вытянула
ноги. Иногда мышцы начинали ныть, просто так вот, без особых
причин. И главное, боль была не сильной, скорее уж муторной. Наш
док, когда я дошла ему пожаловаться, только головой покачал.
Мол, изменения тела не могут остаться безнаказанными.
И выписал обезболивающее, которое, правда, нисколько не
помогало. Ну да я как-то не особо и усердствовала. Наоборот, боль
странным образом возвращала меня в жизнь. И теперь тоже.
Что до экспериментов, то да, теперь говорят, что Империя
вынуждена была в срочном порядке искать выход. Отсюда и
принудительные инициации. И «разгонка» лекарствами, ныне настрого
запрещенными.