Зина приносит угощение. «Посольскую», икорочку, колбаску,
ветчину. Старшие товарищи начинают отмечать ловкое заарканивание
цепного пса Баранова и открывающиеся горизонты в связи с его новым
зависимым и подчинённым положением.
– А всё-таки, – говорит Игорёша, замахнув чарку горькой и стуча
указательным пальцем по столу, – это было излишне рискованно.
Опасно было доверяться мальчишке в вопросах безопасности.
– Этот мальчишка, – оппонирует ему товарищ Ефим, – имеет крепкий
революционный дух. Он всех нас перерастёт, вот посмотрите. Это вам
говорю я, партиец со стажем.
– Всеобщая верa в революцию есть уже начало революции, товарищи,
– говорю я, проглатывая «р» на манер вождя. – Жалко, я не пьющий, а
то я бы с вами подискутировал. Но, поскольку трезвый нетрезвому не
товарищ, я с вами прощаюсь. Было приятно познакомиться и снова
увидеться. Мы настоящая сплочённая ячейка подполья, желающая
истинного блага советскому народу. Всего вам доброго и до свидания.
Тётя Люба, в понедельник не приду, ладно?
– Да, Егорушка, отдохни, конечно. Спасибо тебе, голубчик.
– Далеко пойдёшь, – трясёт мою руку товарищ Ефим. – Грамотно
излагаешь. Ещё встретимся, Егор.
Игорёша пожимает мою руку молча и глядя в сторону. Ну и хрен с
ним.
Я еду в общагу к Татьяне, но её не оказывается. Надо сказать,
чтобы записала мне график дежурств. А то так вот не набегаешься.
Обидно, конечно. Я-то уж размечтался. Колбасы ей купил. Не палёной,
настоящей, с мясокомбината. Шит!
Я выхожу из общаги и бреду, куда глаза глядят. Выхожу на
Островского и шагаю мимо Горсада, роддома и третьей городской. На
улице светит солнце, лёгкий морозец пощипывает щёки. Прохожие
спешат по своим делам, улыбаются, радуются солнечным лучам. Они,
эти лучи, попадая на меня вызывают маленькие впрыски серотонина и я
немного успокаиваюсь, вдыхаю холодный кислород и щурюсь на
солнце.
Ноги несут меня на площадь Пушкина и доставляют к конечному
пункту маршрута, дому Большака. Я поднимаюсь и звоню в дверь. Она
открывается и Платоныч молча отступает пропуская меня вовнутрь.
– Простите, я без звонка, – говорю я.
– Я надеялся, что ты придёшь, – отвечает он. – Проходи.
– Это вам, – протягиваю я ему свёрток. – Не ваша, с
мясокомбината. Говорят.
– Наша лучше, – усмехается он.
– С копытами-то? – поднимаю я бровь.