— Что, уже передумала? — человечьи
слова он произносил странно, звонко и чисто, не по-людски.
И тут ее словно кто за язык
дернул.
— Лите ми каноʹинне[3], тин элле, —
выпалила она и юркнула в камыши, где пряталась тропинка. А что?
Правду сказала же, не нравится он ей, хоть бы и красивый, как
картинка.
Мгновение тишины и вслед зазвенел
смех, странным образом вплетаясь, что в птичьи песни, что в шелест
камыша над Лоркиной головой, что в едва слышный шепот речной воды.
А на полпути, Лорка поняла, что любимая, плетеная в десять рядов по
маминому узору опояска из красных и белых нитей, осталась лежать в
траве.
Брат обнаружился не доходя до
мостков, в зарослях камыша и осоки. Он стоял по колено в воде и
что-то увлеченно рассматривал, одна из штанин, которые он
подвернул, перед тем как в воду лезть, раскрутилась и намокла.
— От такой охраны пол-избы вынесут и
за второй вернутся. Свистун.
— Тихо ты, гляди вон! — и пальцем
ткнул.
Серая лошадь стояла неподвижно,
расплескав гриву по воде, но ушами на звук дернула и вроде даже
глянула искоса.
— Сражева лошадь, видала! Значит, и
Среброликий тут где-то, — зычным шепотом сказал Томаш, — потому и
не свистел.
Лорка промолчала. Уж она-то точно
знает, что он тут. Вернее, там.
— Идем, — сказала она, вытаскивая
ленту из косы и повязывая сарафан под грудью, чтоб не идти в веску
распустехой, а мокрая коса и так не расплетется.
— Белье где?
— Там, — Томаш махнул рукой в сторону
мостков, продолжая разглядывать эльфийскую лошадь.
Лорка вздохнула и пошла дальше по
тропке. Корзинка со стираным стояла в тени. От вески к мосткам
спускались девки с такими же, как у Лорки, корзинками. Смеялись.
Цвета старостина и две дочки бондаря Става, погодки, рыжие и в
веснушках. Сзади завозился Томаш, поднял корзинку и Лорке в руки
сунул.
— Держи, ленту спрячь, а то углядят,
что опояски нет, засмеют. А то и сплетню пустят. На пя́точке
оставила? Сбегать?
— Не надо, домой идем.
— Лорка, ты тут! — первой заговорила
Цвета, — А вас отец искал.
У Цветы в черной косе была новая
лента, алая с золотом, с чужим узором, люди такой не плетут, и
статная старостина дочка все время косу рукой поправляла и ленту
оглаживала. Она красивая была, Цвета, высокая, яркая, губы алые,
большие синие глаза. Знала, что красива, вот и не сомневался
никто.