- Знаете, Федор э-э-э…
- Иванович, - подсказал тот.
- Так вот, Федор Иванович, завтра я
буду иметь оживленную беседу с господином Маннером у него в
конторе. Если вы хотите получить самые горячие новости из первых
рук, приходите туда завтра. Ручаюсь, вы получите достаточно ответов
на все ваши вопросы. А еще лучше… у вас ведь есть транспорт?
- Мобиль? Есть, правда…
- Заезжайте за мной утром часиков в
десять к пансиону мадам Грижецкой. Знаете, где это?
- Конечно!
- Ну а я поспособствую тому, чтобы вы
были в первых рядах зрителей. Ну что, договорились?
- Конечно! Но…
Журналист несколько замялся.
- Ходят слухи, и отнюдь
небеспочвенные, что господин Маннер недолюбливает работников
прессы. А если точнее, то терпеть их не может. Не явится ли это
препятствием к моему появлению?
- Никоим образом. Господина Маннера я
возьму на себя. Он будет занят беседой со мной, и вы сможете без
помех сделать необходимые записи. А, может, и сделать удачный
снимок.
- Владимир Антонович! - Игнатьев чуть
не запрыгал в предвкушении сенсации, - Если это удастся, считайте
меня своим вечным должником!
- Не надо, Федор Иванович так
бросаться словами. Не ровен час, решит кто поймать вас на слове – и
что в таком случае делать будете?
- Ну-у… Думаю, все же, такой вариант
маловероятен.
- Напрасно вы так думаете. Даже в
нашем с вами кругу имеется достаточно людей, которые на это
способны – в случае, если им это выгодно, разумеется.
Я поднялся со скамейки, распрощался с
журналистом и отправился назад в пансион: надо же было прочесть,
наконец, эту несчастную газету!
[1] La
belle France – прекрасная Франция
Двери в гостиную были открыты, и я
удобно устроился в дальнем углу, в уютном плюшевом кресле у
открытого по случаю теплого вечера окна. На столике рядом были
расставлены пепельницы и разложены коробки спичек. Вот сигар,
сигарет или просто папирос не наблюдалось. Да что там – простого
табака, даже махорки – и то не было. Видимо, вытряхнуть пепельницы
невелик труд, да и спички недороги, а вот табачок, как водится,
врозь. Ну да оно и к лучшему: сам не курю, и дыма табачного не
люблю.
Поерзав по сиденью и усевшись, как
следует, я развернул газету и принялся бегло её просматривать.
Против ожиданий, в «Ведомостях» не нашлось ни одного объявления о
работе. Куча сообщений об открытии новых фотографических салонов,
рестораций, о собраниях всевозможных обществ, реклама всяческих
магазинов, уведомление о благотворительном бале, который дает
баронесса Сердобина в своем особняке и прочая чушь. О найме – ни
слова. Может, не та газета? Или здесь вообще не принято давать
подобные объявления? Спросить бы кого, но, боюсь, неправильно
поймут. А тот газетчик, хоть на вид и симпатичный молодой человек,
еще состряпает какую-нибудь пакостную статейку…