с плакатом в руках:
«SOS».
Млять! Я уже ничего не успеваю: ни
отвернуть, ни затормозить. Зато вижу, как метрах в десяти впереди
точки приземления поперек дороги стоит, накренившись, французская
таратайка из команды «пежо». Видать, не выдержало железо, подломили
переднее колесо. Толпа добровольных помощничков пытается выкатить
инвалида с трассы, но они явно не успевают.
Увидав нас, люди начинают разбегаться
врассыпную, кто куда. Но я уже вижу: успеют не все. Ну почему,
почему такая невезуха! Если бы не эти идиоты, я бы мог попытаться
как-то вырулить. Пусть перевернулся бы пару раз, авось машина
выдержит. Да пусть даже и не выдержит – пофиг, зато живой останусь.
Но теперь – без вариантов: если только попытаюсь сделать хоть
что-то, гарантированно передавлю насмерть кучу народа. Так что
остается лишь надеяться на чудо.
- Держись, Серега!
***
Сознание возвращалось медленно. Меня
мутило, во рту стоял солоноватый привкус крови. Тело болело. Болело
всё целиком, но при этом я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Порою
вообще казалось, что конечности набиты ватой, словно у плюшевого
зайца, которого мне подарили в детстве. Мерзкое, надо сказать,
ощущение – чувствовать себя этакой беспомощной куклой. Голова
буквально разрывалась на куски от боли, перед глазами двигались
смутные тени, перечеркнутые несколькими прямыми линиями. В ушах
шумело, и сквозь этот шум, словно из далекого далека, доносились
незнакомые голоса. Один угодливо-заискивающий:
- Вроде, живой, господин Маннер.
И в ответ ему грубый хамский рык:
- Меня не интересует этот неудачник.
Выживет – уволю, сдохнет – туда ему и дорога. Скажи лучше, что с
машиной.
- Повреждение серьезные, но ремонт
возможен.
- Тогда что ты тут стоишь? Начинайте
немедленно! К утру мобиль должен быть готов к следующему
старту.
- Но кто сядет за руль? Ведь
Стриженов был лучшим…
- Он был идиотом, тряпкой и бездарем!
На завтрашнюю гонку я заявил Клейста. И не приведи всевышний, если
у мобиля будет хоть одна поломка. Вы все до одного отправитесь
следом за этим болваном. Давай, шевелись!
- Слушаюсь, господин директор.
Меня подхватили под мышки, куда-то
потащили, потом уложили на твердое и сырое, а я не мог ни
пошевелиться, ни даже издать хоть какой-нибудь звук. Тени перед
глазами исчезли, остались только линии, раскалывающие небо на
части. Где-то рядом раздалось негромкое фырчание. Звук был явно
механический, но я никак не мог понять, что это. Явно не знакомое
тарахтение бензинового или дизельного мотора. И не жужжание
электромобиля. Я даже не знал с чем его можно сравнить. Послышались
невнятные голоса, заскрежетало железо. Фырчание сперва усилилось,
потом начало удаляться и, наконец, стихло вдалеке.