Первым пошел Невилл. Его страх
– это профессор Снейп. Профессор что-то шепнул ему на ухо, Нев
кивнул, представил нечто забавное и произнес Риддикулус,
а потом боггард в облике декана предстал перед нами в одежде
пожилой, весьма экстравагантной леди. Смех Гриффиндорцев,
недовольная мина слизеринцев.
А урок продолжился. Следующим
был Рон. Его страх – пауки. Он сосредоточился, что-то представил,
произнес заклинание и на каждой лапе паука оказались надеты
роликовые коньки. Лапы паука расползались и он смешно ими
перебирал, пытаясь поймать равновесие. Дальше шла Парвати. Ее страх
– кобра, ее она превратила в вылезающего из шкатулки клоуна. И
настала моя очередь. Мне показали страх умереть и оказаться
закопанным в сырой земле, со стоящей мемориальной плитой и золотой
надписью, с годами жизни.
- Риддикулус! – рыкнул я сквозь
зубы, направляя магический удар в боггарда. Могильная плита с
надписями и моим именем превратилась в игру «Ударь
крота».
На меня смотрели ребята с
Гриффиндора и со Слизерина. Все молчали, лишь Нотт спросил, почему
я боюсь умереть. Ответил, шепотом, лишь ему: «- Потому что я был
однажды на той стороне. Там хорошо, светло, тепло и беззаботно, но
там тупик. Дальше пути нет. Ничего, кроме перерождения тебя не
ждет, и даже тогда ты уже будешь не ты, а кто-то другой. А я хочу
развиваться и идти вперед». Такой ответ приняли и больше эту тему
не поднимали. Даже не спрашивали, когда это я был на той стороне и
как вернулся.
День же продолжился, следующим
уроком стало «Маггловедение» не стал брать УЗМС и Прорицание, а
взял Маггловедение и Руны. Со мной на лекции по жизни магглов шел
Нотт, с ним же мы будем ходить на Руны. Нормальный и адекватный
парень, спокойный и не многословный. Хотя, я иногда скучаю по
шумному, вездесущему Рону и занудной, читающей нотации Гермионе.
Но, новая жизнь, новые друзья. Надеюсь.
Люсиан
Первый урок по Маггловедения с профессором Бербидж – это просто
нечто. И я не кривлю душой. Профессор о магглах знала все, и
рассказывала тему так, словно она была свидетелем и видела все
своими глазами, от зарождения жизни на земле, до сего момента. На
нее в изумлении смотрели чистокровные волшебники и волшебницы,
слушали с открытыми ртами, даже сидящий рядом со мной Теодор,
скупой на эмоции и их проявление – едва сдерживался, что не
закричать: «Да ладно, правда? Вот это да!» - по глазам видно, как
ему этого хотелось, но воспитание не позволяет и чистокровная
гордость.