- Я же живу.
- И разве ты счастлив? - усмехнулась Нора. Бегущая по
экрану линия её пульса становилась всё реже и реже. Она закрыла
глаза. - Прощай, Скотт. Я... я счастлива, что тебя встретила.
Отключите меня от этих приборов!
Последняя фраза прозвучала властно даже несмотря на тихий,
дрожащий голос. За спиной послышался вздох, и в поле зрения
показался доктор. Подойдя к компьютеру, он нажал несколько кнопок
и, повернувшись ко мне, виновато развёл руками. Панели и провода
опустились на пол, датчики начали гаснуть один за другим. Я
вздрогнул; Нора приоткрыла глаза и взглянула на меня, спокойно и
немного жалостливо. И тогда, по какому-то наитию, долетевшему
словно из другого мира я наклонилась над ней и прикоснулся губами к
её холодеющему рту. Это был наш первый поцелуй, потому что все наши
пустые, формальные ночи мы проводили без чувств, иллюзий и
поцелуев. Она выдохнула мне в губы и замерла. Кардиограмма со
старомодным писком превратилась в линию.
Домой я добирался как в тумане. Я брёл по сверкающей
мостовой, и меня пошатывало из стороны в сторону, а проклятый блеск
слепил глаза. Невыносимо болело сердце. Прохожие косили на меня кто
с презрением, кто с завистью - кажется, принимали за пьяного. Я же
ничего не соображал. Перед глазами всё плыло, и чистая образцовая
улица сменялась лицом Норы, улыбающимся мне из пустоты. Мне
казалось, что я до сих пор чувствую её дыхание. Как марионетка я
приложил ладонь к двери, набрал код и вошёл в квартиру. Прихожая
окутала меня мягким светом и фоновой музыкой не моего сочинения. И
тут меня скорчило пополам.
Я рухнул на колени. Сердце отдавалось в груди острой
резью, будто бы я умирал. Хотя почему "будто бы"? Я действительно
умирал. Пустота внутри вякнула придушенным псом, а потом в
изголодавшуюся душу хлынули совершенно новые, свежие, только что
рождённые чувства, принося одновременно наслаждение и боль агонии.
Я зарыдал. Рыдания гулко отдавались в пронзённой груди, а внутри
кипели эмоции. Моя душа болела, наконец-то болела, и я тонул в
потоке горя. Я вспоминал Нору, вспоминал наши разговоры, её улыбки,
чувствовал горячее дыхание, срывавшееся с холодных губ, восхищался
ею. Я наконец-то мог её любить. Наконец-то мог тосковать о ней и
страдать от утраты. Мог боготворить её. Сама того не зная и уже не
имея возможности узнать, она заставила мою душу родиться заново - и
теперь новые чувства выжимали из меня всю ту регенерационную
энергию, что так долго спасала мне жизнь. Я умирал, убиваемый
ожившей человечностью.