Август курил на дворе почти безостановочно. Фортуна-то
разгулялась не на шутку. Вот и сосед – подогнал починенный
зоомобиль и большого труда стоило заставить его принять назад хотя
бы ту сумму, что он дал намедни. Даже фискальные блохи как будто
оставили ферму. Вот только новых заказов не поступало. Пока.
Скорее для того, чтобы отвлечься, чем с определённой целью,
Август произнёс номер Фабра.
– Привет. Знаешь… это… Он лопнул. Это…
– Знаю, – оборвал Фабр, дрогнув скулой, как если бы это у него в
голове вдруг лопнул некий сосуд.
– Откуда?
Фабр пожал плечами. Он выглядел обескураженно. Ни тени
заносчивости.
-- Тебе нужно что-нибудь?
– Уверенность. Что такое смерть. И что такое «я».
– А ещё?
– Ну, кредит. Заказы. Лицензию на дизайн нимф. Я бы такое мог!
Вот только нужно точно знать…
От Фабра пахло теми же безупречными духами, но куда сильнее, чем
на днях. Вроде как от именитого покойника, выставленного для
прощания с благоговеющей нацией.
– Всему своё время, Август, – вздохнул доктор. – Тебе вредно
философствовать. Иди-ка работать! Кроличья ферма – вот твой верхний
предел. Удачи!
– Живём! – закричал Август, с нарочитым грохотом врываясь в
гостиную.
С кухни выглянула Асси. Двумя пальцами она держала фрикадельку
над чашкой бульона, в точности повторяя жест Клеопатры с
жемчужиной. Тоже в синей шали. Тоже неизвестного мастера.
– Но где же он? – повторила она в сотый раз свой вопрос,
дожевав, – Он обещал поскорее.
– Куда уж скорее, милая!
Если им дать дозреть, они получаются такими, такими...
На корабле все-таки кормили. Причём
гораздо обильнее, чем на курсе интеграции. Поэтому Авель,
соблазнившийся горсткой риса с мясом неведомого происхождения и
булочкой с джемом, остаток полёта провёл в
туалете.
Авель телесные муки выносил стойко, но
расставаться с едой очередной раз ему было искренне жаль: стоило
неделю поесть, как голод вновь стал ощущаться весьма остро — прямо
как тогда, когда он с первого планетарного задания вернулся.
Значит, вскоре ему придётся есть снова — и снова рисковать пробкой
вылететь из-за стола, чтобы не заблевать ковры.
Прав был Высший. Соблазны планет
оскверняют плоть.
Авель осквернён до мозга костей. Даже
сейчас, отчаянно блюя, он думал об одном: есть ли на Вероне мясо.
Оклемался он как раз к посадке.
По пустынным улицам, буквально
испаряющимся под жестокими летними лучами, бродили тени закутанных
в ткани людей. Не было ни одной открытой руки, ни одного
приветливого оголенного лица — словно среди привидений гуляешь. Они
и не врезались друг в друга лишь чудом, шагали торопливо, шурша
складками.