А потом эфир перехватил другой голос —
глубже, живее. И он бросил в пустоту:
«Покойтесь среди звёзд, Авель».
Эфир передатчика А130-918 оборвался
навсегда, а координаты его чипа были удалены из систем
Левиафана.
Через пару минут после официальной
смерти командора Авеля по правительственной линии пришло новое
сообщение от Столицы. Они хотели забрать тело своего посланника —
через двадцать лет после того, как бросили его в этой
дыре.
Сообщение осталось без ответа, поэтому
через сутки над Вероной нависла сизой тенью громада имперского
корабля.
Но они были готовы. И когда посланник
Империи приземлился в космопорте, чтобы снисходительно пересказать
волю Императора варварам, которые даже электронную почту проверять
не умели, его встретили удивительно спокойно. Из группы встречающих
выступил вперед мужчина лет сорока, чью загорелую щеку разрывало
ожогом белое пятно — шрам от укусов сушняков.
— Префект Авель был заражён лихорадкой
проходчиков, — проговорил он ровно, глядя посланнику в глаза. — Его
останки были сожжены и дополнительно прокалены под давлением, а
прах — развеян над дикими пустошами. Боюсь, нам нечего вам
отдать.
Посланник слегка изменился в лице,
явно потерянный. Но не потому, что возвращаться придётся без
разлагающегося от веронской жары трупом.
А из-за той самой штучки, которую
достали из мозга префекта.
Рэй знал, что дело в ней. Посланник
знал тоже.
Они стояли и смотрели друг на друга —
посланник Ядра, потерявший потребность в пище и воде, и веронский
варвар, исполосованный шрамами от «проходчика».
И оба знали, почему Верона не
отправляет больше в Столицу псиоников-шаманов. Вовсе не потому, что
они закончились.
И оба знали, почему так много молчат
между собой посланники Вероны на имперских
собраниях.
Вовсе не потому, что им нечего друг
другу сказать.
Оба знали, что в мозгу Рэй сейчас
такой же передатчик. И что он узнал о звонке Ядра в ту же секунду,
что и сам Авель.
Нескоро Вероне простят эту выходку. Но
это того стоило.
Рэй улыбнулся в лицо Ядру.
- Мистер Горюнофф, присаживайтесь!
Разрешите вас поздравить, всего пятьдесят восемь лет, а уже
нобелевский лауреат по литературе, можно сказать, в юном возрасте,
хе-хе!
Стас пожал сухую твердую ладонь и
присел за стол, слегка недоумевая, зачем он здесь находится.
Оглянулся через плечо, но провожатый уже удалился, оставив их
вдвоем в комнате с улыбчивым джентльменом в темно-сером костюме.
Сквозь затемненные окна сто двадцать седьмого этажа открывался
пейзаж Стокгольма, зданий первого уровня практически не было видно
из-за снующих туда-сюда потоков грузовых гравилетов.