— Иногда это приятно. Вы, например,
очень хороший гость. Ведете себя с достоинством, рук не распускаете
и не позволяете себе грубостей.
— Но это в любом случае твой долг —
делать что говорят в интересах тех, кому ты служишь. Даже окажись я
похотливым грубияном, тебе бы пришлось со мной любезничать. Я
занимаюсь тем же, но не в благоухающих розами термах, а в темных
кабинетах и холодных дворцовых залах.
— Выходит, высокая политика ничем не
отличается от моего ремесла? — усмехнулась банщица.
— Именно. Разница лишь в наказании
за ошибку. Если ты крупно облажаешься, тебя повесят. Или изуродуют
лицо так, что клиентов искать ты сможешь лишь среди портовых нищих
и умрешь от какой-нибудь хвори через год-другой. Мне же, как
аристократу, отсекут голову. Но исход один.
— Исход всегда один, ваша
милость.
— Однако не стоит стремиться к нему
раньше времени.
— И то верно. — Не видя лица Геммы,
Альдор все равно понял, что эти слова она проговорила с улыбкой.
Мастерица своего дела — старалась поддержать любую беседу, лишь бы
получить вожделенное серебро. Некоторым политикам стоило бы
поучиться дипломатии у шлюх.
Тем временем Гемма взяла небольшой
кусок драгоценного мыла и принялась взбивать сероватую пену. Вышло
негусто.
— Вот так, — ворковала она, медленно
скользя мочалкой по плечам Альдора. — Наклоните голову вперед, ваша
милость.
Он подчинился. Сильные пальцы
банщицы поначалу задумчиво скользили и блуждали по его коже, но
чуть позже с удивительной точностью отыскивали и разминали самые
болезненные места. Когда следовало надавить щедрее, Гемма почти
наваливалась на его плечи всем своим небольшим весом, и эрцканцлер
улавливал дивный цветочный аромат ее волос.
— Вам нравится?
— Боже, да! — Следовало признать,
что ему не хватало такого расслабляющего покоя. Гацонские
удовольствия и правда размягчали. — Еще, пожалуйста. Вот здесь чуть
сильнее.
— Как вам угодно.
В паху сладко заныло. Видит бог, он
делил ложе с женщинами слишком давно, но никогда — с теми, кого
по-настоящему хотел. Гемма нравилась ему, но потакать слабостям он
не мог. Не сейчас, когда от его визита в Турфало зависело будущее
Хайлигланда.
И, кроме того, в Ульцфельде его
ждала нелюбимая беременная жена.
— А теперь все остальное, —
проговорила банщица и, отложив мыло, принялась развязывать тесемки
своего одеяния.