Прежде Неарх к македонскому флоту
касательства не имел. У Филиппа хватало навархов, а Александр,
следуя советам старших, назначил начальником над теми кораблями,
что доставили его в Азию, среднего сына Пармениона. Тот нашел свой
конец рядом с отцом в битве у второй родины Неарха. Критянин ни дня
не прослужил в военном флоте, но, тем не менее, похоже, впитал
знание моря с молоком матери. Никто из оставшихся с Антигоном
македонян не стал оспаривать его командования над приобретёнными
скрипящими и протекающими корытами. Посмеивались только.
Частенько разглядывая скрывающуюся в
утренней дымке Ладу с высокого берега или вершины строящейся у
южной стены гелеполы, критянин задумчиво почёсывал щетину на
подбородке (в период осадного одичания позабыл про бритву). Дней
десять просто смотрел, прикидывал что-то, а потом, кликнув
добровольцев, вышел в море на открытой всем волнам и ветрам
десятивёсельной эпактиде и, на удивление безнаказанно, доковылял на
ней до самого входа в Театральную бухту, названную так из-за того,
что на северном её берегу сразу за городскими стенами стоял
театр.
Судёнышко подпрыгивало на волнах, как
невесомая пушинка. Половина моряков вычерпывала воду, а критянин,
ворочающий рулевое весло, напоминал в эту минуту Геракла,
борющегося с Немейским львом. Вылазка прошла без неприятностей,
никого за борт не смыло. Селевк высмеял бессмысленный риск, но
критянин считал иначе.
– Это возможно.
Антигон сидел за столом и, уперев
локоть в блестящую, покрытую лаком крышку, прикрыв нижнюю часть
лица ладонью, искоса рассматривал Неарха единственным глазом.
Пердикка, подсевший сбоку, со скучающим выражением лица крутил по
гладкой поверхности золотую монету. Порывистый ветер тревожил ткань
шатра, она слегка подрагивала. Возле подножия центрального опорного
столба накапливалась лужица: снаружи моросил дождь.
– Если бы ты вышел в море под
парусом... – скептически хмыкнул Пердикка, – а так... Кому ты чего
доказал? Не потонул и ладно.
– Это возможно, – упрямо повторил
Неарх, – дождусь подходящего ветра и выйду под парусом.
– Давай-давай, – покивал
таксиарх.
Антигон покосился на него, убрал
ладонь от лица и звонко хлопнул по столешнице. Монетка Пердикки
подпрыгнула и, жалобно зазвенев, задрожала, укладываясь плашмя.
– Что там? – спросил стратег.