Никто из высших лиц государства
корабль не встречал. Конечно, едва "Саламиния" вошла в узкую
горловину бухты, сторожевые на башнях немедленно отправили гонца
предупредить начальника порта, но никто из должностных лиц не успел
на пирс к моменту, когда у его заросшей мидиями и скользкой от
водорослей стенки встала триера. Демад, плотно завернувшись в плащ,
накинув на голову его полу, сошёл с корабля никем не узнанный.
В Мунихии почти никогда не бывает
такой суеты и скопления народа, что ежедневно можно видеть возле
заставленных купеческими кораблями причалов Кантара и Зеи, и Демад,
избежав проталкивания сквозь толпу, прошёл быстрым шагом в северную
часть города, где сдавались внаём носилки и колесницы. До Афин
сорок стадий[1], нет времени топать
пешком. Он очень спешил, не доверяя триерарху Полидекту, который
хоть и приходился другом Фокиону, одному из лидеров промакедонской
"партии мира", но не отличался сдержанностью языка. Скоро Афины
узнают, почему "Саламиния" вернулась так быстро.
Весь путь от Троады Демад никак не
мог продумать план действий. Мысли путались. Он даже не решил, кого
известить первым, Эсхина или Фокиона. А может плюнуть на всё и
вообще уехать поскорее? Пусть крутятся сами, своя шкура дороже. Так
ведь осудят заочно и всё равно найдут. Та же "Саламиния"
торжественно назад и привезёт. Нет, нужно встретиться, продумать
речи в свою защиту. Конечно, Демосфен теперь окажется на коне, но и
они не беспомощные щенки. Нужно бороться до конца.
Сорокашестилетний сын рыбака, он не
отличался образованностью, но природное красноречие помогло ему
выдвинуться в ряд самых известных ораторов. Сделав ставку на
Филиппа и его золото, Демад, ни разу не усомнился в правильности
своего решения. Вынужденно сражавшийся в рядах своих сограждан при
Херонее, он сдался царю в плен, не скрывая радости. Впоследствии,
выступая в Народном собрании, Демад не упускал случая напомнить
афинянам, что именно благодаря его заступничеству и хлопотам Филипп
отпустил всех пленных без выкупа. Простодушные верили. Им, конечно,
невдомёк, что македонский царь своим широким жестом демонстрировал
миролюбивость, стремясь предстать в глазах эллинов не агрессором,
но объединителем. И никакие демады тут не причём.
Однако истину говорят – не важно
быть, сумей прослыть. Приобретённая репутация помогла Демаду
удержаться на плаву даже после убийства царя. Новоиспечённый
политик неоднократно лично встречался с наследником Филиппа и
нисколько не сомневался в выдающихся способностях Александра. Он не
поверил в слухи о его гибели год назад, когда македоняне
приструняли совершенно обнаглевших иллирийцев, и бесстрашно
противостоял нападкам Демосфена, призывавшего сбросить македонское
ярмо. "Картавый" – так до сих пор звал оппонента Демад, хотя речь
Демосфена спустя годы упорных тренировок давно уже приобрела
удивительную чистоту и гладкость – предоставил Народному собранию
"свидетеля", который лично видел "гибель царя". Всё это оказалось
ложью. Александру потребовалось всего две недели, чтобы прийти из
Иллирии во главе войска и сравнять с землёй Фивы, которые так же
поверили в его смерть и попытались избавиться от македонского
гарнизона. Увидев судьбу Фив, афиняне ужаснулись и чуть ли не в
ноги бросились Демаду, только бы он успокоил разъярённого
Александра. Сам Демосфен, смирив гордыню, просил противника о
помощи. Чего это ему стоило... Но царский гнев оказался столь
сильным, что и Демаду не удалось его превозмочь. Потребовалось
вмешательство Фокиона Честного, уважаемого всеми, даже врагами,
старого полководца, сорок пять раз избиравшегося стратегом – честь,
которой не удостаивался даже великий Перикл. Александр оставил
Афины в покое и город облегчённо вздохнул.