Фокион повернулся, собираясь
уходить.
– А ты, значит, не поддерживал царя?
– поинтересовался Эсхин.
– Я не брал его золото, – спокойно
ответил Фокион, – и поддерживал его, потому-что он единственный,
кто мог объединить Элладу.
– Думаешь, охлос вспомнит об этом? –
злобно прошипел Демад, – год назад, когда Александр потребовал
выдачи Демосфена, Гиперида и прочих, не ты ли заявил, что эти люди
должны продемонстрировать свою любовь к Родине и ради неё отдаться
в руки врага добровольно? Теперь они сполна вернут тебе должок.
– Не рановато ли ты отделил себя от
охлоса? – спросил Фокион и, не дожидаясь ответа, вышел.
Эсхин мрачно смотрел ему в след.
Гости молчали.
– Не следует пытаться скрывать
правду, – повторил Демад, – её всё равно узнают, и нам не
поздоровится вдвойне.
Казначей согласно кивнул.
– Хорошо, – сжав зубы, проговорил
Эсхин, – но мы так и не решили, что делать. Какую выбрать стратегию
защиты?
– Защиты? Я надеялся услышать от тебя
хоть одну ценную мысль на этот счёт, но вижу, что лишь потерял уйму
времени, – Демад поднялся, – я уезжаю к Антипатру, как изначально
собирался. Чего и всем советую. Здесь толпа растерзает нас.
– Нет, – покачал головой Эсхин, – я
остаюсь. Демосфен добьётся немедленного объявления войны, а Фокион
прав – македонская армия не стала слабее. Изрядная часть наших
войск ещё не вернулась. Мы лишь напросимся на вторую Херонею. Войну
надо предотвратить, охладить пыл Демосфена.
– Не поздновато ли ты возомнил себя
спасителем отечества? – злорадно поинтересовался Демад.
Эсхин, как будто не услышал, мыслями
уже далеко отсюда, он разговаривал сам с собой.
– На Пниксе я припомню кое-кому
персидское золото. И надо собрать съезд в Коринфе. Главное,
выдержать первую схватку.
* * *
– Граждане афинские! Вслушайтесь в
его слова! Что он говорит вам? Он говорит: "Если Александр мёртв
сегодня, то останется мёртвым и завтра, и послезавтра, стало быть,
мы можем держать совет спокойно, ничего не опасаясь". Ничего не
опасаясь! Только что он убеждал вас, граждане афинские, будто
македоняне, потеряв царя, лишились всего одного воина и теперь
говорит: "Не опасайтесь!"
Нарядно одетый, худой, болезненного
вида человек с лавровым венком на голове, изящной, годами
отточенной жестикуляцией, как гоплит в первом ряду фаланги, разил
своих противников, занявших противоположный от него угол высокого
помоста, установленного в высшей точке холма Пникс. Фокион,
неизменно мрачный, скрывающий руки под плащом, и Эсхин, красный,
как варёный рак, раздувающий ноздри подобно бешеному быку, угрюмо
смотрели на Демосфена, не в силах противостоять буре, которую тот
вызвал у своих ног. Человеческое море внизу бесновалось, граждане
повскакивали со своих скамей, потрясали кулаками, орали все разом,
брызжа слюной. Перекричать эту тысячеголосую какофонию под силу
лишь двоим, но один из них молчал, другой же, выждав
многозначительную паузу, улавливая мельчайшие изменения настроения
толпы, продолжил наступление: