– Бой будет, Андроклид, слева от меня
встанешь.
– Что так?
– Видел тебя при Амфиполе. Думаю,
скоро уже и крайним сможешь быть. Посмотреть хочу, потянет тебя
вправо или нет.
Лох Таная, самый устойчивый в таксисе
Эмафии, уже не первую кампанию располагался в фаланге крайним
правым, а лохаг, соответственно, занимал самую почётную и опасную
позицию, в переднем углу, задавая темп движения монолита.
– А Менедема тянет?
Танай задумался, но молчал не слишком
долго.
– Тянет. Вроде и лет немало и опыт
преогромный. Пальцами одной руки, Андроклид, можно пересчитать тех,
кто на правом краю фаланги без щита товарища может угол сохранять.
Всяк норовит правее взять, из-под удара выйти. Тех, кто весь строй
локтем удерживает, воспитывать надо, Андроклид. Сами они из ничего
не возникают и в палестре их не вырастишь, только в бою.
Лохаг удалился, но декадарху весь сон
уже, как ветром сдуло. Он подбросил в догорающий костёр ещё охапку
хвороста и устроился поудобнее возле радостно оживающего пламени.
Верно, истину говорят люди, наблюдать за пляской прометеева подарка
человек мог бы вечно. Если б дали ему боги ту вечность.
* * *
Александр мёртв!
Ураган пронёсся по Элладе, валя
деревья, срывая крыши, но не смог превзойти по силе то смятение,
что породила в умах людей весть о смерти царя. Невидимые стены из
невесомых, ничего не значащих теперь клятв, рушились на глазах, и в
них, наливающихся кровью, багровела ненависть.
Из каждого полиса, поклонившегося
македонянам, нахлёстывая коней, мчались на Истм, в Коринф, послы.
Новый всеэллинский съезд собирался в куда большей спешке, чем два
предыдущих. Представители городов пребывали в неуверенности,
задавая друг другу один и тот же вопрос: "Что делать?"
"Я скажу, что делать!" – возвестил
город Паллады устами Демосфена.
Заскрипели снасти, вспенили водную
гладь весла триер и понеслись буревестники на острова Эгеиды, в
Ионию.
"Где деньги?" – вопрошал Эсхин.
Полмесяца не прошло, появились у
Демосфена и деньги и гоплиты и полководцы. Персидская эскадра под
командованием флотоводца Фарнабаза подошла к берегам Аттики у
Марафона и на берег сошли полторы тысячи наёмников во главе со
стратегом Харидемом, известнейшим ненавистником македонян,
вынужденным бежать от Александра к персам. Теперь он вернулся,
одолеваемый жаждой мести, да не с пустыми руками, а с воинами и
тридцатью талантами персидского золота, задатка Дария Афинам на
войну с Македонией. Афинам – не Демосфену, и город взял это
золото.