Две тысячи широкогрудых фессалийских
лошадей разгоняющимся галопом летели вперёд. Гетайры приникли к
конским шеям. Атака началась, когда фаланги сблизились на совсем
малое расстояние, но пространства для разбега "друзьям" хватило,
тем более, что неслись они не на копья врага, а в пустое
пространство – настоящий подарок предоставленный глупцом Харидемом
Антипатру.
– Алалалай!
Линкестийцу казалось, что он не сидит
на тряской широкой спине рыжего "фессалийца", укрытой двумя
попонами, а парит над ней. Он, горец из Верхней Македонии, не столь
привычен к верховой езде с малых лет, как уроженцы равнин, но
чувство единения с конём сбивало с ног легче неразбавленного вина.
Оно, доселе неизведанное, впервые пришло к нему в этой атаке,
скоротечной, как удар молнии, и тянущейся уже целую вечность.
Жеребец подчинялся узде, коленям и пяткам всадника столь послушно и
просто, что Александр совершенно уверился, что лишь одной своей
мыслью подчинил скакуна.
Александр... Защитник мужей. Ведь это
его имя, почему же так редко оно слетает с чужих уст? Единственный
выживший сын князя Аэропа хорошо знал, что поминая его в приватной
беседе, надеясь, что он не слышит, люди избегают звать его
Александром, используя прозванье, данное по имени родины. А почему?
В знатных семьях Македонии и Эпира полно Александров, почему же
только его избегают называть по имени? Не из-за близости ли к
покойнику, чей прах в золотой урне скрыт от людских глаз в тёмном
сыром склепе?
Не хотят лишний раз бередить рану. С
ним, сыном Филиппа, убийцей его братьев, жестоким безжалостным
тираном, всего год правления которого наполнил целые озёра слез,
они связывали все свои надежды. Надежды на славу.
"Как он опрокинул фиванцев при
Херонее? Вы видели?"
Видели. И тогда и позже, когда
вереницы стройных обнажённых девушек жались друг к другу, сгорая от
страха и стыда перед пожирающими их глазами озверевшими
победителями. Видели, невыразимый человеческой речью, ужас детей,
разлучаемых с родителями. Видели бессильную злобу избитых мужчин,
не спасших, не защитивших и теперь не имеющих даже возможности
наложить на себя руки...
Кто они, эти фиванцы, ему,
македонянину, линкестийцу? Но они станут безмолвными свидетелями
возмездия, даже если боги никому из них не позволят дожить до этого
дня. Он запомнил их лица, поставив в один ряд со своими братьями.
Он отомстит, рано или поздно. Так он думал...