Архиграмматик был мрачен и тем самым
подстегнул худшие опасения Антипатра.
– Ну что? – ещё издали крикнул
регент, понукая коня пятками.
– Не знаю, – ответил кардиец, –
гетайры напылили, ничего не разобрать. Послал разведчика. Вот, жду.
Что-то там нехорошее творится. Хоть сам поезжай.
Антипатр хмыкнул, но обстановка к
шуткам не располагала и он не стал развивать тему "писаря в
разведке".
– У Кратера что?
– Там все неплохо, стоит Кратер, хотя
против него, судя по всему, силы тяжкие. А Мелеагр так прямо и
давит в центре.
– То я и сам вижу, побольше тебя,
локтем его таксиса касался, можешь не рассказывать мне.
Эвмен не ответил, прикрывая глаза от
солнца ладонью, щурясь, в том числе и от пыли, что плотной
занавесью разделила сражающихся, он пытался разобрать в мелькании
размытых теней, хоть что-нибудь. Расшифровать, кажущееся
беспорядочным, движение.
– Смотрите! – один из воинов указал
рукой куда-то назад.
Все оглянулись: два всадника мчались
со стороны западной оконечности Малидского залива. Подлетели,
осадили коней. Один, не удержавшись, рухнул на землю: на спине
колотая рана.
– Откуда вы? – почернел лицом
Антипатр, уже догадываясь, каким будет ответ.
– Мы разбиты, – выдохнул второй
гонец, фракиец, бледный, как мел, – фессалийцы... Менон...
предал...
Антипатр застонал.
– А Гелланик?
– Убит... Войско рассеяно...
Они ещё не успели толком осознать эту
страшную весть, как из серо-бурого, нежелающего оседать облака,
появился разведчик. Он мчался, приникнув к шее коня, и отчаянно
стегал его плетью.
– Афиняне!..
Вроде не своими ногами бежал, а
воздух ртом хватает, как рыба на берегу.
– Что? – нетерпеливо рявкнул
Антипатр.
– Афиняне... прорвались...
– Где? – коротко спросил Эвмен,
опередив регента, – как это случилось?
Разведчик покачал головой,
сглотнул.
– Не... Не знаю... Наши бе...
бегут...
– Вот пёсьи дети! – воскликнул
Антипатр. Не понятно, кого имел в виду, – "бегуны", за мной!
– Куда ты?
– Разберусь на месте. Остановлю!
– Опасно! Позволь мне!
– Ты – здесь! – отрезал регент и
исчез в пыли. Тридцать продромов последовали за ним.
Эвмен остался один. Как часто
случается в подобных ситуациях, чувство времени отказало ему.
Сколько его утекло, как песок сквозь пальцы, прежде чем обстановка
стала проясняться? Любитель точности во всём, не только в
составляемых текстах, кардиец имел наметанный глаз и легко мог
свериться по солнцу, но сейчас он забыл обо всём, страстно желая
лишь одного: пусть эта проклятая пыль уже опустится. А та
сопротивлялась: утренний бриз сошёл на нет, сдавшись на милость
победителя – полуденного безветренного зноя.