— Повезло, — перекрестился мужичок, которому я наступил на
руку.
— В чём повезло? В том, что раньше нас тварями станут?
— Дурной что ли? Эти на принудиловку пошли. Недельку поработают
и назад отправят. А нас с тобой…
Договаривать он не стал, и без того понятно, что подразумевалось
в окончании.
— Что значит принудиловка? — толкнул я соседа.
— Штрафное сотрудничество. Дерьмо всякое убирать, кровь из
тварей выкачивать.
— Откуда знаешь?
— От верблюда. На трансформацию по одному уводят.
На обед досталось по два листа, потому что камера опустела
наполовину. Про меня как будто забыли. Я обошёл камеру, прижался к
решётке. По коридору проходили сотрудники, некоторые в рабочих
халатах, другие, как Матрос, в камуфляжах. Из ямы доносился рёв. К
запаху я кое-как адоптировался, во всяком случае, уже не морщился,
а вот рёв заставлял вздрагивать. Он был вызван яростью. Ни грамма
страха или боли, сплошная ненависть. Один раз в движениях
сотрудников появилась суета. Зазвучали крики, поднялась беготня.
Раздался хлопок, за ним второй, потом через промежуток целая серия
— и всё прекратилось.
— Отмучился, — в очередной раз перекрестился мужичок.
— В каком смысле? — обернулся я.
Мужичок сидел, прислонившись к стене и поджав под себя ноги.
Худой, невысокий, но крепкий. Таких обычно сравнивают со стальной
проволокой. Вроде бы не из толстых, а хрен согнёшь. Седая щетина и
глубокие морщины сильно старили его, но каких-то физических
недостатков я не заметил. Маркировки на рубахе не было, да и рубаха
была не клетчатая, а с продольными выцветшими на солнце
полосами.
— В каком смысле можно отмучиться? — вопросом на вопрос ответил
он. — Хлопки слышал? Дробовик.
Говоря, мужичок причмокивал и сильно окал. Я подошёл к нему.
— Присяду?
— Да как пожелаешь. Место не куплено.
— Меня Дон зовут. А тебя?
Мужичок хмыкнул.
— Чего тебе до моего имени? Рассуют нас с тобой по отдельным
камерам, как по отдельным квартирам, и в тварей обратят. А тварям
имена ни к чему. Хех… Ладно, знающий народ меня Коптичем
кличет.
Коптич — копчёный или закопченный. Лицо у него и вправду слегка
подгоревшее, как будто блин жарили да перевернуть забыли. На лбу и
щеках пигментные пятна. Такие лица запоминаются раз и навсегда.
— Рубаха на тебе странная.
— С чего вдруг странная? Хорошая рубаха. Это у загонщиков всё
разноцветное. Чем цветастее, тем лучше. А нам чтоб крепкое, да чтоб
не жало нигде.