Первый месяц в интернате Ада прожила
отрешенно, ничего не запомнив из того, что происходило, не обращая
внимания ни на людей, ни на предметы обстановки, словно находилась
она не внутри жизни, а на ее обочине. Не слышала, не чувствовала,
не наблюдала, передвигалась угловато, словно механическая кукла,
ела, не разбирая вкуса, на уроках не могла сосредоточиться, ни с
кем из других воспитанниц подружиться не пыталась. В день приезда
окружила ее группка девочек, которые стрекотали, как сороки,
дергали за платье, куда‑то тянули. А Ада лишь испуганно отдергивала
руки, когда их касались, и молча таращилась на незнакомых девочек,
одетых в одинаковые уродливо‑коричневые платья. Ни имен, ни лиц она
не запомнила, соседки по комнате ей вообще в первое время виделись
одинаковыми, будто высаженные на магазинную полку пупсы.
Постепенно она начала «прозревать»:
окружающие перестали казаться безликими, имя воспитательницы
наконец‑то достигло слуха и засело в памяти – Анна Макаровна,
которую за спиной называли Макароновной. Ада сидела на уроках одна:
девочки быстро поняли, что с ней, букой, неинтересно находиться
рядом, все равно что соседствовать со столбом. Но однажды и у Ады
оказалась за партой соседка, девочка подсела к ней перед уроком и
вдруг без всякого вступления сказала:
– А моя мама – актриса!
И оттого, что разговор был начат так
неординарно, Ада вдруг словно проснулась и будто впервые увидела
заговорившую с ней девочку. Соседка по парте была красива, как
немецкая кукла, которую однажды Ада видела в магазине:
с волосами цвета зрелой пшеницы и синими, как июльское небо,
глазами – невероятно красива, так что Ада безоговорочно поверила в
то, что у этой юной красавицы мама и вправду актриса.
– Только она постоянно на
гастролях, моя мамочка, вот я и живу тут, – вздохнула
собеседница.
– Да нет у тебя никакой
мамочки! – оглянулась на их парту сидевшая впереди девочка.
Ада впервые рассмотрела лицо и той – широкое и плоское, как блюдо
для пирогов, с приплюснутой переносицей и узкими «длинными» глазами
с приподнятыми к вискам наружными уголками. Внешность у девочки
была необычной – Ада никогда не видела подобных лиц и поэтому не
сразу смогла для себя решить, красива та или, наоборот, безобразна.
Все дни до этого Аде было достаточно одного вида широкой спины
впередисидящей девочки – за ней так удобно было прятаться от
взгляда учительницы, – теперь наконец‑то «увидела» и ее
лицо.