Она покачала головой и
ухмыльнулась.
– Молодая ты еще.
Дурочка.
И с этими словами Захариха пошла
вон. А я вернулась в дом.
Страшно, тяжко мне жить.
Содеянный грех доводит меня до отчаяния, выпивает все силы. Я живу
в постоянном, изводящем мою душу страхе. То и дело слышу шаги в
комнате мачехи. Проклятая, она будто задумала извести меня! Один
раз со двора я увидела свет в ее комнате и тень в виде силуэта за
портьерой. На мой крик прибежали конюх и кухарка. Я велела им
подняться в комнату мачехи и найти того, кто меня пугает. Но
комната оказалась пустой. А на следующий день повторилось все: свет
и мелькнувший в окне силуэт.
А потом… А потом случилось
это.
В один из этих черных, тоскливых
вечеров я, почувствовав недомогание, поднялась в свою спальню и
увидела на кровати корзину. Простую, крестьянскую, сплетенную из
прутьев, на дно которой было уложено какое‑то тряпье.
– Ульяна? – позвала я, выглянув за
дверь, и со страхом вновь приблизилась к кровати. Почему‑то я
почувствовала, что от корзины исходит опасность. Но, однако, будто
подчиняясь неведомой силе, подошла к ней и приподняла край
тряпки.
На дне корзины лежал уродливый
ребенок, в кровожадной улыбке которого обнажились два длинных
острых зуба, торчащих из верхней десны. Я закричала от ужаса. И
только бросив на уродца повторный взгляд, увидела, что это – кукла.
Кто принес мне ее?! Кто решил так страшно напугать меня?
– Ульяна?! – закричала я,
выскакивая вначале в коридор, потом – из дома.
Я металась по двору –
простоволосая, в домашнем платье, – кричала, пытаясь
добиться правды, найти того, кто принес мне этот страшный
«подарок», и наказать его. Кто‑то из челяди испуганно прятался (я
видела, как захлопнулась дверь людской, а затем в окне показалось
любопытное лицо прачки), кто‑то, наоборот, высунул нос во двор.
Смотрели на меня со смесью любопытства, страха, сочувствия. А мне
были безразличны их взгляды, я хотела лишь одного – чтобы мне
сказали, кто принес в мою спальню куклу… Я бросалась к одному
человеку, к другому… От меня отшатывались, будто от прокаженной. И
никто, никто не мог ответить мне…
А потом пришла Ульяна, взяла меня
под руку и, рыдающую, увела в дом. Я наотрез отказалась подниматься
в свою спальню, пока из нее не уберут корзину. Страшную куклу я
велела сжечь. И лишь когда мой приказ был выполнен, я позволила
кормилице сопроводить меня в опочивальню и уложить в
постель.