— Мне, скажем, несколько одиноко, — произнесла я и потянулась к
той хрустальной штуке, в которую было налито варенье. Персиковое,
если я правильно поняла. — Не с кем поговорить, кроме кота, но из
кота такой себе собеседник.
Ренар нахмурился и кивнул. И тут же поморщился — видимо,
похмелье снова дало о себе знать.
— Господин волшебник занят своими очень важными делами, а вы,
Мастер Рейнеке, нашли себе, кажется, достойную компанию… и тоже
заняты чем-то важным, — я снова пожала плечами и отпила глоток чуть
кисловатого кофе. — Так что я рассчитывала этим утром завтракать в
одиночестве и пришлось брать с собой леди Бланку.
Я кивнула на книгу.
Ренар скрестил руки на груди и усмехнулся. Взгляд его был
веселым, но за этим весельем, за понятой шуткой пряталось что-то
куда более глубокое, почти печальное.
— Ты ревнуешь, — сказал Ренар прямо.
— Нет, я… — я вдруг смутилась и вскинула подбородок, потому что
это предположение возмутило меня.
Оно попало в цель — я правда ревновала.
И его — к Аните и картам в компании почтенных леди.
И Кондора — к его жутко секретным делам где-то за пределами
города, в местах, куда мне ход был закрыт. К Дару, Блэкторну, к
таинственной принцессе с разноцветными глазами, ко всему, что
отрывало его от меня. Но я не смела требовать свое, потому что не
чувствовала за собой права на это.
На мгновение я прикрыла глаза, прогоняя чувство, словно сквозь
солнечное сплетение прошло что-то острое и холодное.
— Это укор мне, золотко, — голос Ренара стал мягче. — Я позволил
себе заиграться и забыть, что кое-что тебе обещал. К примеру,
развлекать тебя и следить, чтобы ты не грустила.
Я посмотрела на него и наткнулась на предельно серьезный взгляд.
Такой, ласковый и вкрадчивый, цепкий, как птичьи когти. Мне
хотелось взбрыкнуть и сказать, что никто мне ничего не обещал, и
вообще, нечего возится со мной, как с ребенком, но я вспомнила
вечера в Гнезде, и прогулки по холмам, и много чего еще — и
оттолкнуть Ренара не решилась.
— Что мне сделать, чтобы загладить вину? — спросил он голосом,
ласковым, как прикосновение шелковой ленты.
Меня кольнула мысль, что звучало это, скорее, как попытка купить
мое прощение, чем как искреннее дружеское извинение. Это было еще
обиднее.
— Достань мне мандарины, — сказала я.
На лице Ренара отразилось удивление и я на миг подумала, что,
может быть, в этом мире название фрукта могло звучать иначе?