Ну и врачом единогласно выбрали тоже меня, хоть я и не
стремился, всячески пытаясь увильнуть от этой неприятной
обязанности. Пришлось пойти на компромисс, согласившись занять эту
должность до того момента, как мы найдём доктора. Я хотя бы имел
представление о санитарии и дезинфекции, да и штопать раненых мне
уже приходилось.
Я прошёл в капитанскую каюту, не обращая внимания на насмешливые
взгляды моряков. Узкая и тесная каюта пока что казалась чужой и
необжитой, но я знал, что это ненадолго. Мне никогда не требовалось
много времени, чтобы привыкнуть к новому месту.
Из рундука, служившего ещё и постелью, я вытащил
разноцветные тряпки прежнего капитана и швырнул на
палубу.
— Разбирайте, кто хочет, — сказал я. — Хоть за борт
бросайте, мне плевать.
Одежда была хорошей, из шёлка и батиста, но на мой вкус чересчур
цветастой, напыщенной и неудобной, с рюшами, кружевами и пышными
буфами, скорее подходящими женщине. И хотя я прекрасно понимал, что
это такая мода, и в городе я, скорее всего, увижу и не такое, но
надевать подобные шмотки у меня не было никакого желания.
Пираты довольно загудели, разбирая себе шёлковые кальсоны,
цветастые кафтаны и рубахи с кружевами, а я закрыл дверь в каюту и
уселся за стол, раскрывая судовой журнал «Ориона».
Написан журнал был на голландском, которого я не знал, но цифры
и названия островов всё-таки можно было понять. Последняя запись
датировалась сентябрём 1666 года. Но Франсуа де Валь записей не
делал, и какой день был сегодня — я не знал. Хоть какая-то
определённость, до этого момента я не знал даже год, в который мне
довелось угодить. Надеюсь, на Тортуге получится узнать точную дату,
чтобы внести её в журнал. А пока я принялся писать просто так, без
даты и времени, неловко царапая пером по бумаге.
На всякий случай писал я по-русски, на случай, если записи
попадут не в те руки, их не сразу смогли бы понять. Потому что я
описывал захват корабля начиная с момента, когда мы решили
вернуться в бухту, и я понимал, что мы уже натворили дел, которых с
лихвой хватит для виселицы.
Впрочем, я не собирался хоть как-то взаимодействовать с местными
властями. Мы были пиратами, а по всем местным законам пиратство
каралось смертью. Возможно, если бы моё попадание прошло как-то
иначе, более-менее цивилизованно, без плантации и рабства, то я бы
и не подумал становиться морским разбойником. Но французы сами
вынудили меня встать по ту сторону закона. А значит, им за это и
расплачиваться.