– Ёшь твою медь! – только и сказал Зунг, и в его
вьетнамских устах это чисто русское выражение прозвучало особенно
выразительно.
– После интеграции о нанофизитах забыли не насовсем, –
сказал Гридин. – Три небольших коллектива ученых продолжали
заниматься ими, пытаясь расшевелить инфогеномы. Через несколько лет
проект признали безнадежным, и ученые сосредоточились на том, что
нанофизиты все же делать могли. А они могли освобождать организмы
«хозяев» от некоторых опасных токсинов даже в своем полусонном
состоянии, умеренно при этом реплицируя и укрепляя собственные
популяции. Правда, для достижения заметного эффекта существам
требовался определенный уровень насыщенности внешней информационной
среды, создать который искусственно оказалось сложно, а значит –
дорого. И лаборатории разместили в Киеве и еще двух крупных
городах, где была зафиксирована необходимая плотность информпотоков
и сложность их взаимодействий. В городах это достигается просто за
счет больших скоплений людей и множества искусственно созданных
объектов. Нанофизиты считались абсолютно безопасными – ведь они не
нанесли ни малейшего вреда своим «хозяевам», подцепившим их на
Сатанаиле. И после их не удалось раскачать как следует несмотря на
все усилия. Новые популяции создавались с превеликим трудом, чуть
ли не подбором вручную поштучно.
– Я подозревала нечто подобное, – сказала
Крошка. – Но наверняка не знала. Такой информации мне
не давали, предоставив тыкаться вслепую.
– Может, Главному управлению требовались независимые
выводы? – предположил Зунг. – Может, там хотели, чтобы ты
делала заключения самостоятельно и судила непредвзято?
– Либеры и без того всегда поступают именно так, –
ответила Крошка.
– Даже недолиберы? – с лукавой улыбкой спросила
Даша.
– Да, даже они, – улыбнулась в ответ Крошка.
– А почему ты называешь себя недолибером? – спросил
я. – Как по мне, так ты круче Инги. Правда, это единственный
либер, которого мы знали близко…
– Я не знаю способностей Инги, – перебила
Крошка. – Ни какими они были во время вашего с нею знакомства,
ни какими стали сейчас. Но любой либер может свои способности
развивать, понимаете? А я свои получила сразу, и они не меняются.
Какой я была, такой и остаюсь. И, скорее всего, такой же навсегда
останусь. И это будет еще неплохой исход. При плохом я могу все
потерять. Вместе со здоровьем. Или даже жизнью.