– Слав, так когда ты позвонишь в архив? – спросила она, выныривая внезапно
из своей
задумчивости, будто разбуженная громким звуком.
– Завтра утром.
– Завтра? Дай мне телефон, я сама позвоню сегодня, – проявила Олеся
нетерпение. – Я не так
занята, как ты.
– Я знаю, знаю, – ласково улыбнулся он. – Но архив уже закрыт. И притом мне приятно
сделать что‑то для тебя.
– Ты и так делаешь все. Живешь ради меня и моей жизнью, – огорченно сказала она, опять взбалтывая
трубочкой сок. – Только я и фотографии…
– А мне большего не надо.
– Это неправильно! Так не должно быть, ты не можешь всю жизнь быть
привязанным ко мне! У тебя есть свои мечты и желания. Ты – молодой здоровый мужчина, привлекательный и…
– Тш‑ш, – перебил он и вновь накрыл ее пальцы
ладонью. –
Не нервничай.
Со своей
жизнью я как‑нибудь разберусь. Сейчас у меня на первом месте другие задачи, понимаешь? И меньше всего я желаю,
чтобы ты чувствовала себя виноватой. Это меня лишает опоры.
– Я постараюсь.
– Вот и умница!
– Слав… – начала она и замялась. – Ты только позвони прямо с утра, пожалуйста. Это очень важно. Понимаешь,
я не могу долго ждать.
Ярослав и сам понимал, что дело не терпит отлагательств,
но что‑то в ее тоне появилось
новое. Не простое
женское нетерпение, а сильное беспокойство.
– Что‑то случилось? – прямо спросил он, глядя в ее потемневшие глаза.
– Нет, – ответила Олеся после
паузы. –
Это просто
мои настроения, которыми не хочется тебя огорчать…
– Ты должна мне рассказывать все! – воскликнул Ярослав,
досадуя на ее
деликатность. – Иначе, если я не буду знать всего, как смогу помочь? Мы же одна команда, одна семья, и у тебя есть только я!
По ее лицу промелькнула
тень, словно его последние слова вызвали у нее неудовольствие. Но спорить Олеся не стала. Вместо этого
решительно произнесла:
– Время пришло. Мне недавно исполнилось
двадцать семь. И до двадцати
восьми, как мне предсказали, я не доживу.
– Не говори так!
Олеся успокаивающе
тронула его за руку, потому что на него оглянулись все немногочисленные посетители кафе, и Ярослав замолчал.
Только раздувающиеся ноздри и плотно сжатые губы выдавали в нем рвавшуюся наружу бурю чувств.
– Все, что было предсказано, уже сбылось, – уставшим голосом
напомнила она. – Абсолютно все.
– Будь проклят тот день,
когда все началось!