Царь нигилистов - 3 - страница 10

Шрифт
Интервал


- Покойный государь тоже так считал, - задумчиво проговорил Толстой.

- Не сомневаюсь, - сказал Саша. – Чем больше узнаю о дедушке, тем больше его уважаю. Казнить за неудачи – это форма самооправдания: я всегда прав, а они – изменники.

- Иоанн Васильевич считал, что поражение под Невелем – следствие сговора с врагом, - заметил граф. – У Курбского был численный перевес почти в четыре раза.

- Зависит от того, кто был в обороне, - сказал Саша. – И от рельефа. Так что всякое могло быть. Виновен Курбский или нет, но это первый русский либерал, первый человек, который заговорил о гражданских правах. Мое любимое: «Почто затворил свое царство, аки твердыню адову».

- «Почто, царь, отнял у князей святое право отъезда вольного и царство русское затворил, аки адову твердыню…», - уточнил Толстой.

- Я по памяти цитирую, - признался Саша.

- Вы читали переписку Грозного с Курбским, Ваше Императорское Высочество? – спросил граф.

- Конечно! – сказал Саша. – Как это можно не читать? Это же абсолютный мастрид!

– Саша очень любит англицизмы, - заметил Никса.

- Мы поняли, - кивнул Алексей Константинович. – Между прочим, в последние годы царствования вашего дедушки, тоже было сложно выехать.

- Хорошо, что вы об этом сказали, - вдохнул Саша. – Я не знал.

И посмотрел на Рихтера.

- Да, - кивнул Оттон Борисович. – Цены на паспорт для выезда на лечение подняли до ста рублей.

- А просто для выезда заграницу – до 250-ти, - уточнил граф.

- Ничего себе! – сказал Саша. – Это же годовое жалованье титулярного советника!

- А одному богатому курляндцу, просившемуся на воды, государь Николай Павлович объявил, что и у нас в Отечестве воды есть, - добавил Толстой.

- Он и уволить со службы мог, - сказала Софи. – Как сына князя Долгорукова, который пытался выехать заграницу для поправления здоровья: «совершенно разрушенного».

- Остроумно, - хмыкнул Никса. – Как можно служить с совершенно разрушенным здоровьем?

- Логично, конечно, - согласился Саша. – Но жестоко. Если ты строишь твердыню адову на земле, жди молнии животворящей с неба. Самое обидное, что тебе забудут все то хорошее, что ты сделал до этого. И в историю войдешь совсем не тем, кем бы тебе хотелось.

- Не забудут! – сказал Никса. – Ни свода законов, ни усмирения холерного бунта, ни первой железной дороги!