Надин и
Тина выскочили из-за угла и подбежали к ней. При виде тафу обе
застыли на месте, а потом подались назад, как будто столкнулись нос
к носу с опасным животным. Линн не дала им испугаться
по-настоящему:
—Оттащите этого… человека внутрь.
И шевелитесь, вашу мать! Я не собираюсь повторять свой приказ
дважды!
Две первые
дикарки добежали до ограды и полезли на другую сторону. Последняя
из трех просунула дуло мушкета между рядами проволоки и выстрелила.
Пуля вышибла крошку из стены пакгауза. Двое отставших закончили
перезаряжать ружья и тоже рванули к ограждению. Линн передвинула
регулятор в режим одиночного огня. Сейчас ей необходима точность, у
нее хороший глазомер и твердая рука. На стрельбище в учебном центре
она никогда не опускалась ниже третьего места.
— Сержант,
на тебе дальний сектор. Я возьму тех, кто спереди.
Линн
оперлась локтем о колено, выровняла дыхание и использовала зеленую
тритиевую точку, чтобы поймать в прицел первую жертву. Самая
высокая из ходоков легко перемахнула через колючку и тоже нацелила
оружие. Линн оказалась быстрее. Отдача мягко дернула правое плечо,
и женщина с мушкетом упала. Ее лицо разорвало надвое и почти
полностью снесло выстрелом. Тряпки взметнулись вокруг головы словно
праздничные ленты. А дальше все закрутилось само собой, как в
разгар хмельной вечеринки. Время рассыпалось на отдельные
фрагменты. Осталось слитное ощущение нервного спазма пополам с
накатывающей головной болью.
Отставшая
пара кочевников дала залп со ста ярдов, но ни в кого не попала.
Пули вгрызлись в стены пакгауза, осыпав все вокруг мелкой
известковой пылью. Робинс дважды выстрелила в ответ, и две фигуры в
серых груботканых балахонах попадали как мишени в тире. Цифровое
наведение не давало промахов, если стрелок хоть немного знал свое
дело. Сержант, несмотря на психическую травму, считалась лучшим
бойцом в роте. Вот и сейчас она пришла в себя лишь только почуяла
запах пороха.
Дикарка в
коричневом бурнусе в два приема перевалилась через спину мертвеца
на заборе, выставила сошку и разрядила здоровенную ручную пищаль,
огрызнувшуюся снопом дыма и пламени. Тина Харпер опрокинулась,
словно из-под нее выбили опору. Она приземлилась на задницу и
удивленно вскрикнула. Ее правая штанина превратилась в лохмотья, а
бедро—в красную кашу из порванных сухожилий и раздробленных
костей. Тина посмотрела на это и заорала. Громко.
Нечеловечески.