Томительная пауза и обреченный вздох.
- Не, не Буратино, - выписывает мне приговор этот невыносимый
кошмар, - Буратино был хотя бы струганный, а ты, Бурцев, – просто
дуб. Трухлявый такой дубочек…
- Эй, ну почему же это трухлявый? – возмущаюсь, но Максимовская,
эта несносная женщина, берет и отворачивает от меня свое
восхитительное декольте. И уносит его от меня неторопливо, в
сторону фуршетного стола.
— Вот же трындец, — мне даже не получается дух перевести.
Оказывается, ко всему прочему, зад у Юльки тоже роскошный.
Аппетитный такой, мягкий, прям-таки умоляющий вцепиться в эту
смачную шикарную булку зубами.
— Юля, Юля, а ты похудела, что ли? — совершенно охреневший
Тефтеля вдруг решает форсировать этот “Днепр” и следует за Плюшкой
чуть ли не вприпрыжку. — Просто светишься!
— Конечно, похудела, восемьдесят шесть кило идиотизма скинула, —
тут же бодро откликается Максимовская, а я на секунду провисаю.
— Это ж сколько ты весила? — вырывается у меня неосторожное. —
Сейчас-то вроде все еще тоже не Дюймовочка…
Юля разворачивается в мою сторону с улыбкой настоящей самки
крокодила. Правда… Блин… Спасите! Мэй дэй, мэй дэй, мне не помогает
даже это. Я никак не могу оторвать от неё глаз. И слюноотделение
унять не могу. Хороша! Просто чертовски хороша, возмутительно, куда
подать жалобу? Я очень хочу пожаловаться на эти смачные губищи, на
длиннющие ресницы, и особенно — на гребаный вырез её платья. Нельзя
приличным мужикам такое показывать. А уж неприличным вроде меня —
особенно!
Боже, как же хочется утащить её в уголочек и хорошенько облизать
вот эти вот зефирные купола четвертого размера…
Зацепиться за реальность удается с трудом. Помогают в этом
страшные, округленные прям до неприличия Тефтелины глаза.
— Это ведь ты про мужа сейчас, да, Юлечка? — Андрюха старательно
снижает голос до баритона.
— Муж, это когда расписывались, — откликается Максимовская,
водружая блюдо с пирогом на стол, — а мы не расписывались. Просто я
Федору Сергеевичу чемодан собрала и на площадку выставила. Пошел
он…
— Он тебе изменил? — кажется, Андрюха у всех это спрашивает.
Видимо, в его мире расстаться люди могут только из-за этого.
Неизвестно почему, но Юля вдруг бросает на меня холодный взгляд.
Долгий такой, выдержанный.
— Если бы дело было только в этом, — повторяет она мысль,
которую я так и не произнес вслух, когда мы с Тевтонцевым обсуждали
мой развод.