Арчил любил и умел готовить, и очень
тосковал по настоящей работе. И эта тоска сожрала его с потрохами.
Лишенный возможности заниматься любимым делом, он как-то весь сник,
стал угрюмым и отстранился от людей. Его и раньше-то нельзя было
назвать рубахой-парнем, но в последнее время Арчил совсем замкнулся
в себе. Перестал разговаривать, а все свободное время проводил в
своей каморе.
Начитанный Циклоп как-то сказал, что
у буддистов такое состояние называется «ретрит».
– А что это такое? – поинтересовался
я.
– Ретрит переводится как «уединение»
или «затворничество», – охотно пояснил Циклоп. – Добровольный уход
от общества, обет молчания и полное погружение в себя. В тибетских
монастырях это было обычным делом. Некоторые монахи могли годами не
раскрывать рта. Далай-лама пишет, что эта практика очень помогает в
плане просветления и выявляет скрытые возможности организма. Был
такой случай, после многолетнего ретрита один монах научился
летать. А другой овладел техникой телепортации.
– Как думаешь, если Арчил еще с
полгодика помолчит, он сможет телепортировать на Сиротку ящик с
консервами или какой-нибудь другой еды? – спросил я.
– Мечтать не вредно, – только и
ответил Циклоп.
Полной противоположностью Арчилу был
наш старший техник Гуччи – неугомонный весельчак, выпивоха и первый
балабол Форта. Любимая присказка, а заодно жизненный девиз Гуччи:
«Главное – процесс». Старший техник не скрывал от нас, что дома, на
Ганимеде, его ждала не только жена с дочками-двойняшками, но и
солидный срок за незаконный сбыт гелия-три, в народе – трюнделя.
Нелегальная продажа этого ценного изотопа, применяемого в качестве
горючего для звездолетов с термоядерными двигателями, каралась
тюремным заключением от десяти лет до пожизненного.
– Дядька во всем виноват, –
сокрушался Гуччи. – Говорит: «Есть тема. Мне птичка в клювике
принесла канистру трюнделя. Поможешь толкнуть – тридцать процентов
тебе». Я думал отказаться, но дядька у меня речистый, такой и
мертвого уболтает. Говорит: «У тебя жена, дети и вредная работа на
буровой. А сколько там тебе платят? Сущие гроши. А я тебе хорошие
деньги предлагаю за пять минут работы. Дельце пустяковое. Приезжаем
на место, отдаем товар клиенту, забираем креды, веселимся. Тема
надежная, без дураков. Я бы и сам управился, но вдвоем как-то
сподручней будет. Ты главное, племяш, молчи в тряпочку и руку из
кармана не вынимай, как будто у тебя там пушка». Я малеха покумекал
и подписался. Дело провернули гладко. Без сучка, без задоринки. А
влипли по глупости. Дядька на сутки просрочил техосмотр, и первый
же постовой нас тормознул. Надо было на месте разобраться, ведь это
Ганимед, где даже светофоры мзду берут. Но дядька струхнул и как
дал по газам! Фараоны за нами. Я ему кричу: «Куда ты втопил, гад?».
А он мне: «Спокуха, племяш, я этот город как свои пять пальцев
знаю, оторвемся». Но мы не оторвались. А через пять минут у нас на
хвосте уже сидела целая процессия с мигалками. Я понял, что дело
пахнет керосином, и сделал ноги. Выбрал удачный момент и на ходу
спрыгнул на тент кафе. Домой не пошел, а схоронился у знакомых,
пока все не прояснится. И там до меня дошли слухи, что дядьку
приняли фараоны со всеми нашими деньгами. Он бы, конечно,
отмазался, но в его тачке нашли частицы трюнделя, и фараоны стали
шить ему дело. На допросе дядька быстро раскололся и стал все
валить на меня. Мол, это я достал тот злополучный трюндель, обманом
втянул его в мутную историю, а он просто невинная жертва
обстоятельств. Короче говоря, я влип. Но помогли друзья, дали кому
надо на лапу, и – прощай Ганимед! Здравствуй, Сиротка!
Единственное, что расстраивает, дом больше не увижу. Теперь мой дом
– Сиротка, тут меня и похоронят. А за жену и ребятишек беспокойства
нет, выкрутятся. Мир не без добрых людей. И на дядьку я зла не таю,
он и так вляпался по самые уши. Фараоны пообещали скостить срок,
если он даст показания против меня, а сами вкатили ему на полную
катушку – двадцать лет с хвостиком.