– Сочувствую, но и вы войдите в мое
положение. В другой раз я бы и сам справился, да вот на днях разбил
радикулит. Ни согнуться, ни разогнуться.
– Вот закончу с делами – и сразу к
вам, – пообещал старший техник.
Капеллан одобряюще похлопал Гуччи по
плечу:
– Я буду молиться за вас, сын мой. А
если вам понадобится лишняя пара рук, то с радостью помогу, как
только радикулит отпустит.
– Поправляйтесь, отче, – сказал
Гуччи, а когда капеллан покинул столовку, достал откуда-то плоскую
фляжку, плеснул в кружку немного спирта и немедленно выпил.
Наша часовня располагалась в тесном
помещении в самом конце здания. Внутри – неуютно, полутемно.
Покатые потолки, медные иконы на кривых стенах и небрежно
сколоченный амвон – вот и все убранство. Ах, нет, забыл! В часовне
еще висело большое, вырезанное из слоновой кости распятие. Его отцу
Никону подарил сам президент Земли, когда был с визитом в воинской
части, которую окормлял капеллан.
Ни для кого не секрет, что
возрождение тюремного и военного капелланства в Системе
– целиком и полностью заслуга
нашего главы государства. В молодости он примкнул к
новообразованной Экуменистической церкви и, заняв высшую
политическую должность, всячески содействовал распространению этой
конфессии. Президент Земли искренне верил в то, что
экуменистическая вера помогает решить если не все, то почти все
проблемы. И когда ему доложили об участившихся случаях дедовщины и
тюремных бунтах, он выпустил указ, согласно которому во все тюрьмы
и армейские роты Системы были рекрутированы тысячи
капелланов-экуменистов. Особых перемен это нововведение не
принесло, но и не навредило.
Особой набожностью у нас в Форте
никто не отличался и по этой причине мы редко заглядывали в
часовню. Было время, когда отец Никон на полном серьезе собирался
нести слово Божье пыжам, но Комендант строго-настрого запретил это
делать. По его словам, здешние уголовники не особо жаловали
духовенство, и затея капеллана могла закончиться фатально.
О том, какую жизнь вел отец Никон до
того, как принял сан, не знал никто. А если кто-то и задавал ему
вопросы личного характера, он либо отшучивался, либо игнорировал
их. Гуччи божился, что видел на левой лопатке капеллана след от
сведенной татуировки. Именно на этом месте боевики из «Гарроты»
носили свой опознавательный знак – наколку в виде спрута. Сапог же
имел прямо противоположное мнение, считая отца Никона особистом. Но
по жизни наш капеллан был нормальным мужиком, готовым помочь
ближнему своему не только словом, но и делом. Если надо, таскал
тачки с песком и гравием, крепил тросы, махал тяжелой киркой и
заколачивал гвозди.