– Нет-нет, – быстро заговорил Мухомор, – не нужно мне ружьё. Не люблю грома и шума. Не стреляю, силков и капканов не ставлю. Разве что рыбку иногда половлю. Да и к ружью патроны нужны, порох там, дробь. Что же в город каждый раз ездить? Да и кто мне продаст их такому. Я чего здесь живу? Тихо потому что.
Тщательно вытерев сковородку куском хлеба, Мухомор отодвинул её от себя и принялся прихлёбывать свой чай. С удовольствием пил его и я. Мухомор снова пил из блюдечка, дуя на горячий чай и прикрывая время от времени глаза. Допив, резко встал, взял грязную посуду и направился к заводи. Я последовал за ним. Там он вымыл посуду прибрежным песком, занёс в дом и сложил горкой на столе. Я стоял снаружи и видел только, как линялая гимнастёрка Мухомора мелькает в полумраке дома. Наконец, он спустился.
– Давай, пойдём – угодья покажу свои необъятные, – пошутил он.
Я с радостью согласился. Если бы я знал, что слова его надо воспринимать буквально, по крайней мере, что касается необъятности! Мухомор водил меня по каким-то тропкам, мы выходили на вырубки и полянки, сколько километров отмахали, не скажу, а Мухомор показывал, объяснял. Мы остановились у странно подрубленной осины: она была подрублена на высоте около метра, ствол лежал наискосок, опираясь верхней частью о землю. И по всей длине полулежащего ствола шла вырубленная бороздка.
– Вот, погляди, – сказал Мухомор, – осина в здешнем лесу – дерево сорное, срубить – беда небольшая, а лосям – лакомство, когда в бороздку соли наложишь. А главное – всем оно достанется: сверху крупный лось полижет, да кору пощиплет, а внизу, у земли, малые лосятки. Я им эти столовые устраиваю. Ну и веники заготавливаю, чтобы зимой не голодали.
И за всё это время я не испытал никакого опасения. Человек, которого я видел второй раз в жизни, заводил меня в места, откуда я бы один не вышел никогда, а я не волновался и полностью доверял своему проводнику. Вдруг он обернулся и, улыбаясь своим мыслям, сказал:
– Лосей утром видел, что пить приходили? Всегда ко мне приходят – не зря видать заводь эту Лосиной называют. А я люблю их, смотрю… В долгу я перед лосями.
…На закате, упав в низины, стелился туман и, огибая поочерёдно возвышенности, уходил вдаль серебристой рекой. Мы с Мухомором взобрались на небольшой холмик и оба любовались видом.