Ну, что ж…
молнии не вышло, но так тоже неплохо.
У меня еще
достало ума, а чувство самосохранения добавило сил, чтобы убраться
с места боя. Нож я выдернул из плеча и бросил там же, а потом,
зажимая кровоточащую рану ладонью, бежал, бежал, бежал… может
десять минут, может двадцать, а может полчаса, пока не нашел
открытую дверь, под низкой аркой в глинобитной стене, втянулся туда
и упал без сил и без чувств.
Очнулся я от
боли в раненом плече. Меня тащили, подхватив под руки. Кто тащит?
Куда?
С трудом
разлепив веки, я увидел небо, все в оспинах звезд, нагло пялящееся
на меня желтым глазом луны. Надо мной маячило бледное пятно.
Кое-как сфокусировав зрение, я понял, что это девичье лицо.
Симпатичное, хоть и перевернутое.
– Ты кто? – я
удивился хриплости своего голоса.
– Очнулся!
Миленький… – голос у девушки был запыхавшийся, говорила в
промежутках между рывками. – Слава Унгарду, живой! А то крови-то
налилось… я уж думала, не помер ли…
Я хотел
улыбнуться ей, но вместо этого вновь потерял сознание.
* * *
Я рычал и
рвался. Меня держали, выкручивали руки и били. Я тоже бил, не
разбирая, кого и куда. Потом тащили, снова били…
Потом я очнулся,
вынырнув из кровянистой мглы.
Несколько секунд
приходил в себя, унимая бешено бьющееся сердце. Открыл глаза и
разом успокоился. Я лежал на чем-то мягком, неба над головой не
было, а где-то рядом разговаривали.
– Деда, как же
можно, раненого человека в хлев? – девичий голосок звенел от
возмущения. Я узнал его – он принадлежал девушке, что тащила меня и
называла «миленьким».
– Что ж я каждую
сволоту босяцкую в дом потащу? Ты в своем уме, внучка? Нищих нам в
доме только не хватало! – голос был старческий, надтреснутый с
птичьими интонациями, словно разговаривал ученый скворец. Скосив
взгляд на говорившего, я увидел, что он и похож на пожилого, много
повидавшего в жизни скворца.
– Он не нищий! –
жарко спорила девушка. – От него не пахнет, у него даже волосы
чистые! Он не здешний… говорит как-то не по-нашему, и одет не так…
потерялся в городе… его ограбили, чуть не убили…
– Пусть и так! –
отрезал старик. – Но лучше в хлеву на соломе, чем в грязи под
забором! А в дом я его все равно не пущу! И не спорь Ноэль! Мало
ли, что за ним числится. Очухается и зарежет нас…
Значит я в
хлеву? Теперь понятно кто там фыркает, вздыхает и хрюкает за
дощатыми перегородками, кудахчет и хлопает крыльями. Откуда
происходит густая смесь запахов: шерсти, навоза, сена, свиной
похлебки и размятых яблок.