Завтрак в постель? Ну, что ж резонно
– в таком виде я вряд ли рискну появиться в трапезной.
Под салфеткой оказалась глиняная
миска с пшенной кашей, что-то вроде овсянки. Соус для нее. Плетеная
корзиночка с хлебом, половина какого-то большого фрукта,
нарезанного ломтиками и стакан сока.
Я кое-как справился с кашей и сжевал
фрукт. А вот сок выпить не получилось – руки тряслись крупной
дрожью, как у неопохмелившегося алкоголика и стакан упорно не желал
попадать в рот. Расплескав одну половину сока на себя, другую на
пол, я оставил эту затею.
Девять часов – пора начинать
занятие. Трясущимися руками откупорил футляр и разложил перед собой
очередной свиток.
* * *
– Они нас зомбируют! – горестно
говорил мне Леха во время ужина. – Ни хрена это не учеба! Ты
погляди, какими мы уродами стали...
Я послушно поглядел на него – урод,
не урод, но и красавцем сложно назвать. Выглядит, как я на пятый
день – голова подергивается, лицо кривится, глаза хлопают в
разнобой. Вот еще волосы стали фиолетовые, а рожа зеленая как
трава. Впрочем, дело тут уже не в нем, а в моем восприятии
окружающего мира. В последнее время цвета не зависели от моего
желания. Шел восьмой день обучения. Или восьмидесятый, или
восьмисотый. Время растягивалось и сжималось, пульсируя в
произвольном ритме.
Сегодня утром Белла сказала, что я
изменился в гораздо большей степени, чем другие. Во мне сломали
почти все, что было нужно. Большего я бы просто не вынес. Сломали и
выкинули обломки, чтоб наполнить пустую оболочку новыми
смыслами.
В последнее время я мог думать
только предметно, о том, что вижу, слышу и осязаю. Остальные мысли
в голове были не мои. Чужие. Как можно думать чужие мысли? Я видел
себя стороны. Мой череп был прозрачный, а в нем, как рыбки в
аквариуме плавали обрывки чужих мыслей. Иногда они выстраивались в
упорядоченные структуры, и начинало казаться, что я постиг что-то
чрезвычайное важное, сокровенное. Я только не мог понять – что? Не
успевал – новый смысл, войдя в меня, сразу падал куда-то в глубину
сознания, где какой-то ловкий игрок, как в тетрисе выстраивал по
кирпичику мою новую личность.
Доев еду (в последнее время я не
чувствовал вкуса и не обращал внимание на то, чем меня кормят) я
встал, опрокинув при этом стул, растерянно улыбнулся и пошел к
выходу, по пути налетев и опрокинув еще несколько. Шел и чувствовал
взгляды окружающих. Испуганный – Жданы. Сочувствующий – Лехин.
Заинтересованный, с оттенком жалости – Лизин. Еще бы, – эдакий
полузомби с походкой шагающего экскаватора.