Приказав подчиненным разложить перед
повозками переносной столик с табуретом, южанин нехотя
ответил:
— Разумная плата за достойный товар,
сир... Честный делец почтен правом назначать любую цену и, обязан
заметить, — никакого грабежа!
Землепашцы вольны обращаться к иным купцам, и я никак не посмею
препятствовать!
Вот же козлина... Знает ведь, что
посевная совсем скоро, а это второй раз когда город посещает
караван. И что других торговцев нет — тоже прекрасно осведомлен. Не
удивлюсь, если именно этот петух в шляпе и является причиной
внезапной нерасторопности поразившей барыг с Молочного
холма.
Они-то, поди, получив вести от первого
каравана, пробившегося по еще не заснеженной дороге, уже вовсю
грузились, стремясь первыми оказаться в чудом выжившем Грисби и
быстренько нажиться на столь нужных семена. Первый-то караван —
так, разведка. Чутка того, чутка сего. Соль, мука, маковая бурда —
всякая мелочевка, пользующаяся спросом почти повсюду.
А вот уже вернувшись, принялись
торговать своим настоящим товаром — информацией. Сведения о спросе
стоят весьма немало и зная о потребностях того или иного рынка
можно озолотиться по щелчку пальца. А тут такой шанс!
Драгоценностей да оружейной стали в городе после осады — жопой ешь!
А вот в кладовых шаром покати.
Даже телеги порожняком тащить не надо,
— сколько по весу привез, столько и увез. Идеально же!
И тем подозрительнее факт, что только
у этого говнюка телеги забиты рассадой, тогда у других из этого же
каравана нет ни семечка. Поди первым про ситуацию в Грисби
прослышал и подсуетился, избавляя рынки и деревни от излишков.
Лишнее сжигал или зарывал, конкурентам гадил, воровал, угрожал,
подкупал...
Поглядев на обступивших коротышку
караванщиков, я понял, что недалеко от истины — уж очень у всех
обувка разная. Походу еще и личный состав у шибко несговорчивых
конкурентов угнал. Расщедрился, говнюк... Хотя, ради такой прибыли
любой бы расщедрился. И не только на деньги.
Сталь с кровью дешевле.
Стоя в чуть в стороне, я наблюдал как
к повозкам выстраивается хмурая очередь. Ни кудахтанье тетки, ни
мои доводы не смогли обуздать жадность торговца, что уже потирал
ручонки, глядя как крестьяне с угрюмой покорностью разбиваются на
группки — кто с какой деревни, и собирают с миру по нитке. Чудом
сбереженные и не проданные за зиму, семейные реликвии, кольца,
серьги, последние монетки, — трофейную сталь «пернатый» принимать
отказался.