– Вместе, ты и я, – дышал Илоне в шею и целовал, упиваясь нашими слаженными движениями.
Всё было так знакомо, привычно, здорово, словно никогда и не заканчивалось. Всё было в миллиард раз лучше и умопомрачительнее, чем я помнил и что прокручивал одинокими ночами, вспоминая, восстанавливая, бередя раны, что никак не хотели заживать ещё очень долго… Так долго, что я потом сам себя ненавидел.
В тот момент я не помнил её предательства и лживости.
Мир наших противоречий уполз, скуля, куда-то далеко-далеко. Жило лишь вожделение, ярость наших толчков, пульсация вен, ритм обезумевших сердец.
Илона цеплялась за мои плечи, словно я – последний оплот. Я держал её так, словно боялся, что если отпущу, то потеряю что-то очень важное и ценное.
Она задрожала в моих руках. Я догнал её и ответил тем же. Один тихий стон на двоих. Теперь мы оба мокрые и горячие, сплетённые, спаянные так, что не разорвать, не расцепить, не разрушить.
И когда я наконец пришёл в себя, то понял, что мы натворили.
Ладно. Что я натворил. Никогда не перекладывал свою ответственность на другие плечи. Уж на Илонкины я точно ничего перекладывать не собирался. Не по-мужски это.
Мне и в страшном сне привидеться не могло, что радость от бабушкиной успешной операции закончится вот этим. Тем самым. Да ещё с предательницей Бояркиной, которую я не видел одиннадцать лет.
Стоило вернуться домой, чтобы почти сразу же наткнуться на неё. Ирония судьбы, не иначе. С лёгким паром я тоже не оплошал.
В огромной многомиллионной столице я припёрся именно туда, где властвовала Илона Бояркина. Девушка, которую я любил до беспамятства. Девушка, что отбросила меня как сломанную вещь только потому, что я не оправдал каких-то её ожиданий. Короче, был для неё нехорош и материально неустойчив.
Долгими ночами, находясь за пределами родины, я представлял, как приду весь такой прекрасный, богатый, перспективный, встречусь с нею словно невзначай, гляну как на пустое место и пройду мимо под ручку с какой-нибудь охрененной блондинкой с ногами от ушей.
А получилось как получилось.
Спонтанно, по-дурацки, без подготовки.
К тому же, мы, кажется, переспали. То есть занимались любовью. В офисе. Как одержимые похотью подростки.
Сумасшествие какое-то.
И сейчас я держу её на руках, прижимая к себе. И самое страшное – отпускать не хочется. Руки разжать невозможно.