Генка одновременно был рад и
расстроен. Он не хотел отлепляться от Оли, хотя успел уже несколько
пресытиться сексом. Да и ей, эта случайная связь стала немножко в
тягость и провожать его она пошла, в основном для того, чтобы лично
убедиться в отъезде нечаянного любовника.
До перецепки Генка добрался без
приключений, но на перегоне Беломорск – Кемь, когда вышел покурить
в тамбур к нему обратился человек представившийся Колей.
Коля был уже немного датый, и
сообщил, что его младший брат служит в морфлоте и поэтому он хочет
Генку угостить.
Почему бы не угоститься? – подумал
Генка, – особенно на халяву, и согласился.
Коля купил у проводника бутылку
водки, добыл откуда-то два стакана и соленый огурец. Генку
насторожила такая скудная закусь, но не отказываться же от
угощения. Вагон был полупустой, и они без труда нашли свободный
плацкарт. Коля набулькал водку до краев, видимо считая, что
меньшими дозами моряки не пьют, и бодро вылакал свой стакан. Генка
неразумно последовал его примеру и чуть не захлебнулся, водка была
теплая и мерзкая на вкус. Они поговорили минут пятнадцать, съели
огурец, допили остатки водки, после чего Коля счел свою
хлебосольную миссию выполненной и удалился.
У Генки приятно шумело в голове и
хотелось продолжения банкета. Родительские деньги еще оставались, и
он пошел в вагон-ресторан. Первым кого он там встретил, был Коля.
Они обрадовались друг другу, как старые друзья после долгой разлуки
и заказали шампанского. Как пили первый бокал Генка еще помнил, а
дальше как в песне Высоцкого: «Ой, где был я вчера – не найду днем
с огнем. Только помню, что стены с обоями…»
С той разницей, что Генка не помнил
и стен.
Зато на всю жизнь запомнил стены, в
которых он пришел в себя.
Это был бетонный пенал два на
полтора – камера-одиночка гарнизонной гауптвахты города с
намекающим названием – Кандалакша.
– Пиздец тебе парень, – сказал ему
дубак-прапор, – года на два дисбата накуралесил. Точно говорят –
пьяная матросня хуже динамита!
Прапор был не в курсе, сам ли Генка
сошел с поезда или его сняли. Но зато знал, что случилось после. А
было так: бухой в сиську мореман, вместе с каким-то, таким же
пьяным морпехом бегали по перрону, орали благим и не очень благим
матом. Потом дрались с патрулем и Генку никак не могли угомонить,
пока не связали веревками и не заткнули рот кляпом.