– А к-когда я им с-стану? – не унимался Гриша.
– Когда, когда, – отмахнулся отец. – Когда рак на горе свиснет.
– А к-когда он свиснет?
– Ты, Гриша, вот что. Ты отстань, не доводи меня своими дурацкими просьбами. Коня, видишь ли, ему подавай! А луну не хочешь?
Луну Гриша совсем не хотел, а конём… конём буквально заболел, мечтая о гнедом или кауром, или всё равно о каком скакуне. И периодически жалобно нудил, выпрашивая коня, и никакие наказания не помогали.
Но однажды, в воскресный день, сёстры, по велению отца, помыли Гришу, причесали, нарядили в новую рубашку.
– В церковь, да? – насупился Гриша. – Всё равно н-не пойду – убегу.
– Нет, Гриша, не в церковь, – загадочно улыбнулся отец.
– А чего т-тогда меня Сонька к-крестит?
– Ну, это она так, по привычке, – успокоил отец.
Гриша насторожился: чего это отец сегодня такой добрый и…и вообще, от него не машинным маслом пахнет, как всегда, а каким-то «деколоном». Вон, и костюм даже надел.
Отец взял сына за руку и вышел с ним на улицу.
Ганчешты – село рэзешей, мелкоземельных крестьян. У каждого дома – виноградник, а то и небольшой сад с яблонями, грушами, абрикосами. Зелёные листья, сине-синее небо, белые-белые домики – сколько ярких красок, радующих глаз!
Они не спеша пошли по широкой улице прямо к холму за селом, на вершине которого, утопая в зелени дубравы, сверкал сахарной белизной дворец Манук-бея.
От главного входа у подножья холма к дворцу сквозь парк ведёт тенистая аллея. Отец с сыном идут по дорожке, покрытой глазчатой тенью деревьев, и Гриша видит на взгорке все три этажа дивного здания с широкими проёмами окон и лоджий. И дворец, по мере их продвижения, как бы наплывает, нависает, поражая своими размерами.
«Неужели здесь, в таком огромном доме, живёт один князь?» – думал Гриша, поражённый невиданным величием.
Но вблизи он был ещё краше: на террасе, где они оказались, в толще стен были выдолблены ниши, украшенные изумительными по красоте фресками со статуями нимф. И с террасы открывался великолепный вид на Ганчешты и на Охотничий замок со сторожевыми башенками.
В огромной зале, куда их провёл дворецкий, множество картин и фресок.
– Это – Айвазовский, – шёпотом сказал Грише отец, указывая на картины и фрески.
– К-какой Айвазовский? – не понял Гриша.
– Великий художник-маринист… ты смотри, смотри – красота-то какая.