Падает в трясущийся живот:
В детстве мы смеёмся над любовью,
В час любви смешон могильный червь.
Дарит смерть, подкравшись к изголовью,
Вечную усмешку. Но над чем?
Чувства грубы, чувства тонки
Вырастали на лету.
Трепетали перепонки
На сверкающем мосту.
И материя запела:
«Обжигая – обожать!»
Тела тело захотело
Плотно плоть к себе прижать…
А потом дивилась память,
Сладко жмурясь: ха-ха-ха —
То ли мне это оставить
То ли выжать от греха.
Замирание резкое лезвий
И внезапная резка опять,
И теперь я уже не полезней,
Чем охапка подгнивших опят.
Да, для вас. Я себя не измерил
Тем, что «плохо», и что «хорошо».
Подышав на зеркальные двери,
Отражения там не нашёл.
Растяжение едких улыбок,
Переросших в резиновый жгут —
Ежедневная нудная дыба,
Для которой с утра меня ждут.
Так прощайте! На кромке ушата
Мне кивает последний атлант.
И теперь недоумков стращайте,
Как, мол, грозен и дик океан.
Стапеля! Пуще клетки – охота.
В размывающий море туман
Сходит белая тень парохода.
Так, наверное, сходят с ума.
Может быть, я был автомобилем,
Может быть шофёром, но скорей
Мои кости беспрестанно бились
О сиденье между двух дверей.
Белый корпус, красная обивка,
Жёлтые горящие глаза.
Мы несёмся по дороге лихо,
Лишь бы только не смотреть назад.
Все уже устали от поездки —
Пассажир, водитель и мотор,
Но дремучим чернобурым лесом
Не был я, и до последних пор.
Он – вокруг, непроходим и влажен
В глубине, а выше состоит
Из каскадов башенок и башен,
И мотками зарослей увит.
Мы отделены надёжной кожей
От его опасных чёрных вод.
Только что-то нас сильнее гложет,
Сократив дорогу-пищевод…
Тошнота, ты спутница событий.
Разум сжат баранкою в руках…
Череда мучительных открытий
Оставляет опыт в дураках…
Вот и всё… И над моей трясиной
Облачко бензиновых паров.
Распрямились на хребте осины.
Я заснул… Наполнено нутро.
Приличная пропала сумма!
Перерывая книжный шкаф,
Полупрочёл-полупридумал
Названия на корешках.
Полудрузья-полузануды
Все торопили на вокзал,
Но я не дёргался, покуда
Что надо мне, не отыскал.
ПолуМосква-полудеревня
Дрожала жадно у стола.
Аэроплан тревожно-древний
Елозил пузом. Пастила
Ему забила все отверстья,
Он плоскости не мог поднять.
А тут ещё фамильный перстень
В толпе случилось потерять.
Бог с ним, поедем на трамвае