Да, помогаю ему с удовольствием и не собираюсь останавливаться.
Потому, что мне нравится это видеть, и у самоё опять внизу пожар
начался. Мысли о том, что дело это греховное, что в ад из-за такого
попаду, куда-то вдруг пропали. Словно в пару растворились и осели
на стенах мелкими капельками. Потом станут крупнее, сорвутся вниз и
пропадут в трубе под полом. Туда им и дорога, чтобы не мешали.
Я продолжаю тереть Его императорское Высочество, ощущая, что
конец всё ближе и ближе. Елдак барина под моими пальцами уже стал
таким твердым, что его даже смять невозможно, словно из кости
вырезан. Когда опускаю кожицу с головки, она расширяется, багровая,
поблёскивает. И вены, блуждающие внизу, наполнились кровью и теперь
напоминают ручьи, бегущие в глубине. Как же это всё красиво!
Вдруг господин выгибается, так что тело его становится похоже на
букву «слово» в алфавите, вскрикивает что-то непонятное на
заграничном языке, и из его елдака выстреливают вверх густые белые
струи. Они тяжело взлетают в воздух, а потом летят вниз, шлепаясь в
пену на животе и груди великого князя, и там растворяются в ней.
Напоминает, словно забил из барина фонтан.
Такого прежде видеть мне уж точно не приходилось.
Своё новое поручение Никанор Иванович Загоруйко искренне и
глубоко возненавидел буквально через несколько секунд, как оно
прозвучало из уст начальника Московского охранного отделения. Вне
всяких сомнений, генерал-майор Михаил Фридрихович Коттен никоим
образом не собирался оскорбить одного из лучших своих сотрудников.
Его Высокопревосходительство прекрасно знал, сколько на счету
Загоруйко обезвреженных опасных государственных преступников.
Но именно это обстоятельство и сыграло с Никароном Ивановичем
злую шутку. О ком вспоминает начальство, когда нужно решить
сложную, а порой даже щекотливую задачу? Правильно: о самом
опытном, о лучшем своём подчинённом. И неважно, знает ли тот, как
обращаться с членами царской фамилии. Умеет ли охранять
высокопоставленных господ, к коим, безусловно, относится великий
князь Дмитрий Романов. И совершенно не имеют значения моральные
принципы самого сыщика.
А они у Никанора Ивановича имелись, притом железные. Ему теперь
исполнилось 47 лет, из них более двадцати он был женат на Глафире
Потаповне, женщине дородной и очень красивой, с которой вырастил
троих дочерей. Самой старшей недавно стукнуло 19, девица была, что
называется, на выданье, и Загоруйко нимало озаботился поиском для
неё подходящей кандидатуры. Средняя дочь пока училась в гимназии,
однако ж тоже засматривалась на молодых людей. Ну, а младшая в свои
10 годков пока лишь отходила от своих кукол, ей о романсах с
реверансами думать было рановато.