Что же делать, как быть?! Неужели я стала одной из тех девиц в
нашем «Банном доме Никитиных», про которых всякие ужасные слухи
ходят? Мол, они специально в такие особенные кабинеты ходят, где
вытворяют с господами греховные вещи. Вот уж кому в ад-то прямая
дороженька, поскольку они раскаяния не знают, а мне за что?
Я ведь ничего не сделала особенного, молодой господин этот – он
ведь сам! Сам! Но это я все оправдания, понимаю. Если бы его руки
были на елдаке, если бы его пальцы по нему споро скользили вверх да
вниз, тогда совсем другое дело, и не было бы на мне греха. Но ведь
это я сотворила такое! Как же страшно… И ещё, жутко признаться, –
как чудесно!
– Что это ты, милая Аннушка, с лица спала? – вдруг спрашивает
молодой господин, раскрыв глаза и глядя на меня с улыбкой.
У, рожа сатанинская! Искуситель проклятый. До чего меня довел!
Но сказать я ему такое не могу, не хочу в Сибирь на каторгу. А так
бы схватила ушат кипятка и вылила на морду усатую. Ишь, развалился,
котяра!
– Я… ничего, – отвечаю, а у самой губы и подбородок дрожат.
Вот-вот расплачусь, но мне Афанасий Емельянович крепко-накрепко
заповедовал: «Анька, смотри у меня! Ни в коем разе не вздумай ныть
при посетителях! Терпи! Как бы ни было грустно или страшно,
терпи!»
– В первый раз видела такое? Или еще и делала? – интересуется
Великий князь, сладко потягиваясь. Его здоровенный елдак уже спал
немного, только еще поднимается над животом.
– Д-да, – заикаюсь от волнения.
Лихоманка тебя забери, барин! Во что меня впутал!
– Что же ты замерла, милая? – снова спрашивает он вкрадчиво. –
Продолжай начатое, – и показывает глазами на свое намыленное тело с
каплями семени.
– Да, прошу покорнейше меня простить, Ваше императорское
Высочество, – говорю я. Беру ушат с теплой водой и окатываю гостя.
Тот довольно жмурится, как кот Васька на завалинке. Потом я снова
его обливаю и говорю. – Пожалуйте-с, господин, в парную.
– Пойдем, – отвечает он, легко и пружинисто спрыгивает с
каменного стола и следует за мной.
В парной стоит густой жар, всё уже готово. Ушат с веничками
душистыми, войлочные шапочки, полотенца, чтобы вокруг чресл
намотать и не обварить нежные места. Гость надевает шапку, я
застилаю полок, сначала нижний, где не так жарко. Он ложится, я
беру в руку веник, начинаю потихоньку проводить листочками по
молодому телу. Как же все-таки он красив, этот Великий князь! Все у
него гладко да ладно. Он такой… вот я видела однажды, уж не помню
где, статую какого-то греческого бога. Аполлон, что ли. Так вот у
того фигура была – ну один в один.