Смерть идет рука об руку со мной. Иногда мне кажется, что она
прячется в моей тени или же попросту притворяется ею. Как бы то ни
было, мы с ней повязаны. И все, что так или иначе связано со
смертью, мне подвластно.
Я опустил руки вниз и расправил крылья. Здесь, в «Лавандовом
приюте» делать подобное было небезопасно – я старался ограждать
супругов Эйзерваль от любых проявлений моей силы, от любого знания
о том, что знать им было опасно. Но так мой дар действовал в полную
силу – с распущенными крыльями живущая во мне искра вспыхивала и
горела как костер.
Полупрозрачная гостья вздрогнула и на миг оторвалась от чтения.
Настороженно огляделась по сторонам, но, не заметив ничего
необычного, вернулась к прерванному занятию. Я раздраженно
хмурился, ничего не понимая. Разве духи не видят нынешних
обладателей их прежних домов? Впрочем, я недостаточно хорошо был
знаком с духами, чтобы утверждать подобное.
Не успел я додумать занимавшую меня мысль, как полуодетая
незнакомка – я все еще смотрел исключительно ей в лицо – встала
из-за стола и направилась к выходу из комнаты, оставив письма
лежать на секретере. Чем я не преминул воспользоваться – как только
дух покинул кабинет. При этом она не проникала сквозь стены, как
положено духам, а делала странные движения, будто и в самом деле
пыталась открыть дверь.
Как только я остался один, тут же схватил лежащие на столе
письма и спрятал в потайном месте на чердаке, куда рукам
любопытного духа уж точно не добраться. Признаюсь, я даже получил
некоторое удовольствие, лицезрев негодование, появившееся на ее
милом личике, когда она обнаружила пропажу.
Но несмотря на мою близость ко всему, связанному со смертью,
достучаться до призрачной незнакомки мне так и не удалось – она
совершенно меня не слышала. Она вообще вела себя не так, как другие
духи, которых я прежде встречал.
И оттого разжигала мое любопытство еще сильней.
Досада, появившаяся после исчезновения загадочных писем, почти
ушла, сменившись любопытством. Призрак вряд ли мог далеко их
запрятать, и – наверняка – не мог покинуть пределы дома, после
смерти ставшего для него тюрьмой.
Кто он такой? Права ли моя догадка, что он и есть – Кристиан,
возлюбленный таинственной Орхидеи?
Жаль, что я не принимала слова бабушки о «Лавандовом приюте»
всерьез… и жаль, что я не могу больше ни о чем ее спросить. Она
говорила, что может заглядывать в чужое прошлое – прошлое бывших
хозяев особняка. Если бы у меня была такая возможность, я бы
воспользовалась ею, не задумываясь.