— Сэр, вы спасете мне жизнь, — с облегчением произнесла
исстрадавшаяся мать. — Значит, есть надежда? — спросила она,
логично предполагая, что к ней подошли целители.
— Есть надежда, есть, — не оставил ей сомнений Румпель, успев
рассмотреть лежащих на койках больных магов. — Особенно в нашем
мире… Ну что, — прихлопнул он в ладоши, — сейчас к нам отправимся
или дела какие надо порешать?
— Сейчас отправляйтесь, — не стал откладывать дела Робин. —
Справишься, дружище? Я с дедушкой побеседовать хочу…
— Невиллу что-нибудь оставь от дедушки, хоть кусочек, на память,
— попросил Румпель, мановением руки вызывая туман перемещения,
который с готовностью заклубился, обволакивая собой старушку
Августу, две койки с больными магами и самого Румпельштильцхена.
Робин трансгрессировал отдельно и по другому адресу.
Оставшийся в одиночестве целитель лишь очумело моргал на
опустевшую палату. Потом, спустя очень долгую минуту он опомнился и
с воплем понесся к начальству — докладывать о том, что некие
личности умыкнули из больницы двух крайне проблемных пациентов.
Целитель Сметвик хмуро выслушал панический доклад Бёрка, пожал
плечами и посмотрел на семилетнего сына, сидящего у него на
коленях.
— Вот, Гиппи, видишь, к чему приводит некомпетентность некоторых
жадин, любящих клиентов с толстыми кошельками, а не своих
пациентов?
— Вижу, — важным баском ответил Гиппократ, болтая ножками.
Поднял пальчик и изрек: — В итоге они остаются ни с чем, у них
крадут и пациентов, и толстые кошельки.
— Гениальный ребёнок! — восхитился Леопольд Сметвик, от души
чмокая сынишку в макушку. — Бёрку какое наказание полагается в
таком случае?
— Увольнительная с волчьим билетом! — авторитетно заявил
семилетний Гиппократ Сметвик, краса и гордость своего отца.
— И снова ты прав! — согласился папа, прожигая уничижительным
взглядом дурака Юстаса Бёрка. Тот потел и пучил глаза, оттягивая
ставший очень тесным воротник рубашки, ибо приговор был
окончательным и обжалованию не подлежал. Но защититься он
попытался, как ни странно.
— Но, сэр, м-мы же на общем симпозиуме все вместе решили, что
Долгопупсы излечению не поддаются… — жалко проблеял Бёрк.
— Тринадцать голосов против моего одинокого вопиющего гласа —
достаточно веский аргумент в пользу того решения, — напомнил
Сметвик.
— Ах да, вы единственный, кто выступил против… — вспомнил и сник
Бёрк.