Стрелки метрополитеновских часов
ползли убийственно медленно, и я крутился словно на иголках, словно
действительно назначил свидание девушке, а та, как водится,
запаздывает. Вот на циферблате двадцать-двадцать пять… двадцать
семь… тридцать…
- Лёша? Привет, вот и я!
Маленькая, изящная фигурка в давешней
пёстрой куртке машет мне рукой, зажав под мышкой футляр. Машу в
ответ, искоса бросая взгляд на часы. Ты смотри – минута в минуту!
Дивны дела твои, господи…
Место было выбрано грамотно, с умом -
что, кстати, свидетельствует в пользу того, что преступление было
задумано заранее, а не стало спонтанной выходкой перепившихся
ублюдков. Асфальтированная дорожка, с одной стороны, сетчатый забор
пустующего в это время суток детского сада, с другой – неопрятные
коробки гаражей, теснящиеся один к другому. Между гаражами проходы,
давно освоенные местной ребятнёй - именно пацаны в «тот, прошлый
раз» и нашли истерзанное тело жертвы. Из такого прохода они и
вынырнули: только что никого не было – и вот уже стоят на дорожке,
неприятно как-то скособочившись, руки в карманах, где – я знаю! –
прячутся ножи.
Нет, я не хвастаюсь – просто
случилось это ровно там, где я и предполагал, когда сутками раньше
осматривал местность. Ровно посредине дорожки; лампочка на
ближайшем фонарном столбе не горит, и этот участок «трассы» тонет
во мраке. Тополя за гаражами уже вымахали в рост достаточно, чтобы
надёжно скрыть происходящее от жителей дома напротив – если тем
взбредёт в голову глазеть в окно в столь поздний час вместо того,
чтобы, как полагается всякому советскому человеку, сидеть у телека
в ожидании программы «Время», за которой последует художественный
фильм. А потому - никаких сомнений о том, что это может оказаться
кто-то другой, непричастный, у меня не было. Да они и сами
подтвердили это, когда, каркнув что-то матерное, шагнули нам
навстречу, и в руке того, что был впереди – повыше, в низко
надвинутой на глаза кепке, тускло блеснул металл.
Левая рука нервно тискала в кармане
пистолет, а правая уже жила своей жизнью. Опускаю кисть и
поворачиваю её наружу, высвобождая кончик трубы. Обмотанная
матерчатой изолентой рукоять удобно ложится в ладонь, и я сразу, не
тратя лишних секунд на всякие там «ты чё, козёл?..», наношу сильный
тычковый удар – прямо в раззявленный в дегенеративной ухмылке
щербатый рот.