Сняли мешок.
Две лампочки над головой освещали квадратное помещение. Пахло
сыростью. На стенах непристойные надписи, стишки, корявые рисунки.
Там, где краска облупилась, получалась неказистая стилизация под
лофт. В начале семейной жизни Данара настаивала, чтобы мы отделали
так нашу кухню. Но, во-первых, она слишком маленькая, во-вторых,
возникало ощущение, что ты в подвале, а в подвале я обедать не
привык. Хотя сейчас бы не отказался. Трое суток не ел.
Я стоял по центру, вернее, висел, с трудом доставая кончиками
пальцев ног до пола. Боль в запястьях с каждой секундой ощущалась
острее, я скрипнул зубами, и кто-то за моей спиной сказал:
— Цепь ослабь.
Ослабили. Боль пошла на убыль.
— Ко мне разверните.
Двое взяли меня за локти, повернули. Блок, на котором висела
цепь, скрипнул.
— Сивер, с чего ты решил, что это миссионер?
Передо мной стоял мужчина лет шестидесяти. Невысокий, плотный,
седая борода аля-Хемингуэй. Он и сам чем-то походил на писателя,
вот только армейская парадная форма делала это сходство
смешным.
— Да ты глянь, Гвоздь, глянь. — Сивер ткнул пальцем в мою
сторону. — Плащ, как и положено. Рожа прям натурально людоедская.
Вон какую нажрал.
— У нас через одного рожи людоедские, что ж мне теперь всех
свежевать? А плащ… Плащ с тела снять можно. Иди, пройдись по двору,
десятка два точно найдёшь. Это не показатель. Лучше признайся, что
решил статов срубить по лёгкому. А, Сивер?
— Да как же! Он заряжен!
— Я тоже заряжен. И что? Людоедом меня назовёшь?
— Тебя нет. Ну, Гвоздь. Ты в авторитете, хозяин Квартирника,
тебя все знают. А этот… Ну глянь ты.
— Гляжу, Сивер, гляжу. Зарядка у него уже заканчивается, блеска
почти нет.
Гвоздю надоело с ним спорить.
— Последний аргумент тебе, Сивер. Капустин, спусти с него
штаны.
С меня стащили брюки, трусы. Я дёрнулся, но тут же для
успокоения получил по почкам.
— Смотри, Сивер, — Гвоздь кивнул на моё сжавшееся хозяйство. —
Примас своим миссионерам яйца режет. У этого оба на месте. Можешь
даже сосчитать: первое, второе. Так что хвостик тебе свинячий, а не
награда. И штраф за ложную тревогу. Пятьсот статов. Сроку месяц. Не
заплатишь, я тебя самого кастрирую. Танцор, тебя тоже касается.
— Как же так, Гвоздь?
— А вот так.
Хозяин счёл разговор с дикарями законченным и обратился ко мне.
Рассматривал минуты, покачивая головой.