Мысли путались. Сколько она уже здесь? Счёт дням Джайна потеряла
с тех самых пор, как осталась прикрывать отступление отряда из
Залов Отражений, стараясь задержать бросившегося в погоню
Повелителя Плети как можно дольше — пока разведчики не
эвакуируются. И сама тогда — почти успела. Почти.
Джайна мотнула головой. Жалеть себя она не будет, нет. И плакать
по себе не станет. Орда, Альянс и Пепельный Союз получили послание
заточённого в проклятом клинке Утера. Они предупреждены об
опасности и том, что с возможным поражением врага Азерота всё, быть
может, будет не так просто. Значит, её поступок не был напрасным.
Они предупреждены, друзья справятся. Пусть спасти её, скорее всего,
уже не успеют.
Нет, о своем самопожертвовании чародейка не жалела… но она
жалела о другом. О той, самой первой ошибке, что, в конечном итоге,
отчасти привела к нынешнему результату. Если бы она знала тогда, в
решающий момент, чем это может кончиться. Если бы сделала иной
выбор. Не уходить, не уходить тогда, в Стратхольме, не уходить
прочь, не оставлять Артаса. Не позволить её принцу отправиться в
Нортренд. Не дать поднять проклятый клинок, не позволить произойти
всему, что произошло…
Джайна посмотрела на свои руки, скованные саронитовыми оковами,
и подула на искалеченные, сломанные пальцы, стараясь хоть немного
согреть их. Колдовать она больше не сможет — колдунья отчётливо
видела, как кончики нещадно болевших пальцев начали потихоньку
чернеть, отмирая. Её тюремщики были настоящими мастерами, своего
дела. Они умели ломать, превращая когда-то живых разумных
в бледное подобие самих себя. В жалкую оболочку, которая не удержит
душу, что их повелитель спокойно сможет забрать в свою власть.
А на уме, как назло, или быть может, вторя скорой смерти, что
ожидала молодую колдунью, вертелось одно единственное имя.
— Артас, — тихо прошептала девушка, еле слышимо даже для
собственного уха. Едва ощутимо пар дыхания вырвался с отзвуками
такого дорогого, такого любимого в прошлом — да и настоящем —
имени, и чуть согрел окоченевшие пальцы.
В памяти вновь возник облик любимого человека. Не того чудовища,
что сейчас заняло его тело, сделав принца Лордерона лишь — как там
Утер выразился? — смутной тенью на краю сознания. Нет. Настоящего.
Того, с кем хотелось — о, как она это понимала теперь! —
просыпаться каждое утро. Того, кого хотелось обогреть, увидеть
знакомый взгляд в зелёных глазах. Без того проклятого льда, которым
они потусторонне светились ныне. Без холодной безжалостности, что
пронизывала их — как и всю эту треклятую Цитадель. Настоящие глаза
Артаса были озёрами. Двумя дивными озёрами чистейшей воды, двумя
лунными колодцами ночных эльфов. Двумя Источниками Вечности…
которая, похоже, наступит совсем скоро.