Остановившись, наставник повернулся ко мне.
— И где же эта скромная персона, не пожелавшая назваться? —
спросил я, мгновенно напрягшись.
— Перед вами, Константин Александрович.
По лицу наставника как будто пробежала волна, и оно изменилось.
Я вздрогнул.
В следующую секунду рефлексы, вбитые в меня в этом мире, взяли
своё. Я поклонился.
— Ваше величество...
— Оставьте, Константин Александрович, — сказал император. — Я
тут инкогнито. Мы с вами не во дворце, свидетелей вокруг нет. Можем
поговорить, ни на кого не оглядываясь, как обыкновенные люди.
— Чем обязан честью? — спросил я.
— Действительно, — как будто задумался император. — Вы спасли от
позора мою дочь, пресекли заговор против меня... И в самом деле,
чем же вы заслужили честь стоять на морозе рядом со мной?
Судя по прищуру, император сдерживал смех. Я тоже улыбнулся и
развёл руками:
— Ну... это мой долг, как аристократа и гражданина своей
страны.
— И я благодарю вас за то, что вы его исполнили, — кивнул
император. — Моя благодарность вас не оставит, поверьте. И вот её
часть — я хочу, чтобы вы узнали правду. Узнали её лично от
меня.
— О чём же?
— О господине Иванове. Вы ведь читали его дневник?
Я молча посмотрел на императора. Тот снова улыбнулся:
— Если некто прикасался к некоей вещи даже неделю назад — я это
почувствую. Немногие маги могут скрывать отпечатки ауры... Впрочем,
вы, полагаю, скоро обучитесь этому искусству. Теперь, после моих
слов.
Как и в разговорах с Платоном, у меня вдруг возникло ощущение,
что император знает всё.
Знает, что я, едва успев дочитать дневник Рабиндраната и услышав
в коридоре шаги представителя контрразведки, самым пошлым и
дурацким образом сиганул в окно — едва успев прикрыть его за собой.
Рассчитывал, что осматривать улицу этому человеку в голову не
придёт, и не ошибся.
Я не удивился бы, даже если бы узнал, что император знает, кто
я, откуда и как сюда попал. Хотя уж это наверняка было
иллюзией.
— Если бы я говорил с чёрным магом, я бы начал с вознаграждения,
— продолжил император. — Однако я с большим уважением отношусь к
цвету вашей жемчужины. Поэтому начну — с правды. Господин Иванов не
был моим сыном.
— Я и не думал, что...
Император покачал головой:
— Думали, Константин Александрович, думали. Верили или нет —
дело другое, но мыслям не прикажешь. Я сам ненавидел себя, читая
этот дневник.