– Это угроза?
– Что вы! – Дворянин
явно издевался. – Конечно же нет!
– И кто же попросил
вас передать мне подобное предупреждение?
– Предупреждение? Вы меня
не так поняли…
– Я вас понял так,
как мне было угодно! – отрезал Фернан. Он был
уверен, что живыми их вряд ли отпустят и после
разговоров дело дойдет до клинков. Для предупреждений
не посылают столь хорошо обученных людей. – Если вашему
хозяину угодно поговорить, он знает, где меня найти.
С его псами я бесед вести не намерен! С дороги,
любезнейший, или моя лошадь станцует на ваших костях
ральеду!
Это было намеренное
оскорбление.
– Клянусь Искусителем,
вы выслушаете меня до конца, сеньор невежа! – Лицо
дворянина оставалось спокойным, лишь голос стал выше.
Великан, стоявший рядом
с собеседником маркиза, обнажил клинок. Те, что
находились позади Вето, поступили точно так же.
– Иначе… – между тем
продолжил незнакомец.
Фернан слушать не стал.
Он вполне мог догадаться, что последует за этим
«иначе», и что есть силы всадил шпоры в лошадиные бока.
Еще была возможность прорваться и избежать схватки,
в которой у них с Вето против шестерых было очень
немного шансов. А дальше все произошло за несколько
ударов сердца. Не ожидавшая ничего подобного лошадь прыгнула
вперед, и преграждавшие дорогу едва успели отскочить
в стороны.
Из полумрака выскочил третий.
Совна[6], зажатая в его руках, описала полукруг и ударила
лошадь по ногам. Фернан успел выскочить из седла, прежде
чем визжащее от боли животное рухнуло на мостовую.
Во время приземления сеньор
де Суоза сильно приложился о землю левым боком.
Не обращая внимания на разливающуюся по ребрам боль,
вскочил, сорвал с себя плащ. Изящная серебряная застежка, упав
на камни, жалобно звякнула. Фернан был зол –
и прежде всего на себя. Он должен был предположить,
что кто‑то мог быть вооружен чем‑то более грозным,
чем шпаги и рапиры. За глупость пришлось
расплачиваться лошадью. Несчастное животное с перерубленными
ногами визжало на одной нескончаемой ноте и билось
на камнях мостовой. Вооруженный совной воин подскочил
к лошади и двумя отточенными ударами прекратил ее
мучения.
– Хоть на том
спасибо, – пробормотал Фернан, обнажая шпагу. В левую
руку он взял дагу, все это время находившуюся в заспинных
ножнах, под плащом. – Эта лошадь была мне
дорога!